В 1965 году от рождества Христова СССР был на пороге новой стадии развития. Прошел съезд, потом Пленум, будущее определилось и стало потихонечку приходить: практически весь Новый Арбат был уже возведен, остальные успехи тоже были налицо. Я окончил школу и решал, что делать: строить дальше социализм и свою собственную судьбу в непротиворечивом единстве, или же искать какие-то приоритеты. Вопрос по тем временам неразрешимый, в ответ на песенку «а я еду за туманом» уже давно пели «за туманом ездят только дураки». Выход мог быть только в выходе из самой ситуации, и я отправился на поиски тех мест и обстоятельств, где обретается смысл жизни, подлинность бытия, а экзистенция разворачивается вопреки всему в самом своем привлекательном состоянии. Романтизм, от рождения заполнявший около двух третей моего «я», успел уже слегка выветриться, но вот сегодня я уже оцениваю тогдашнее состояние этой субстанции – где-то около четверти с хвостиком. Достаточно для принятия безумных решений, которые потом оправдывают себя сами как утилитарно оправданные.
И вот двукрылый самолетик несет меня над тайгой, у меня в кармане подъемные 43 рубля и справка, что я еду в Костромскую гидрогеологическую экспедицию эксплуатационного бурения Министерства геологии РСФСР рабочим по второму разряду – на усмотрение начальника экспедиции тов. Конюхова. А рядом со мной едет коза, привязанная веревкой за рога спереди и за ноги сзади, и я почему-то вспомнил античные глупости про коз и пастушков. Настолько она беспомощна и красива, и почему-то именно на меня она смотрела с надеждой – и с любовью. Черт-те что.
На некоторое время поиски высокого в жизни отошли на второй план, но зато первый план представился мне очень занимательным. Люди, к которым я стремился, чтобы понять сермяжную правду простой жизни, не затуманенную миражами цивилизации, не спешили откликнуться на мой незаданный, но очевидный вопрос. Они меня просто не замечали. Они ни разу не подняли на меня глаз – ни мужики, ни женщины, ни девушки. Только мальчишки любопытные стрельнут глазками и наутек. И что меня поразило: все в телогрейках, сапогах и бабы в юбках, а мужики в штанах. Все в ушанках. Все. Мода такая? Все живут в одинаковых домишках за одинаковыми заборами. Пахнет снегом, дымом и навозом. Солнце блестит – глаз не отворить. На голых березах – гроздья галок. Гомону от них! – музыка провинции. И движения – боже – они никуда не торопятся, не спешат! Разговор вальяжный, неторопливый, равнодушный, но с характерным костромским диалектом – съедают сдвоенную гласную в конце слова. «Понимашь?» «Выпивашь?» Я вспомнил тогда стишок шутливый:
