ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Я ВЕРНУСЬ ОБЯЗАТЕЛЬНО
Дождь пролил, значит можно курнуть.
Закрываю глаза усталые.
Эх, сейчас бы часок вздремнуть,
Сон увидеть – дворы наши старые.
Солнце жарит, ты квас мне несёшь
И садишься со мною рядом.
На плечо подбородок кладёшь,
Твои волосы пахнут садом.
Я в тени твоей схоронюсь,
Отдохну и душой, и ладонями.
Так привыкли они к цевью,
А обнять хотят плечи голые.
Я в колени твои уткнусь,
Целовать их буду неистово.
А из уст твоих пьяный напьюсь
Верной, нежной любовью чистою.
Я себя сохраню, сберегу:
Для тебя, для детей, для матери.
Ты не слушай, не верь никому,
Я вернусь, вернусь обязательно.
«Я слушал их молчанье о войне»
Ю. Шершнев.
1
Тихо, туманно и душно было под вечер в небольшом приграничном селе под Суджей в Курской области. Закат поджёг полнеба, окрасив облака алым цветом, нудил сверчок под окном. Собаки «забрехали» по дворам, устроив вечернюю перекличку. Вроде, всё, как всегда. Но в сердцах и умах людей жила тревога. Казалось, сам воздух жирно наполнен каким-то безотчётным волнением.
Неспокойными были эти первые дни августа: Суджу сильно обстреливали с украинской стороны, дроны, как говорили местные, «совсем обнаглели, их в небе стало больше, чем голубей». Гонялись коптеры за гражданскими машинами. Кружась над дорогами, выслеживали и атаковали «скорые». Тревожно жили в курском приграничье. С тревогой засыпало село: что завтра будет? Может и ничего. Может всё, как вчера: утро, хозяйство, работа.
Чуть свет, бабка Елизавета поднялась с кровати. Что-то не давало спать, давило и давило на сердце, будто гвоздь забивали. И на душе, как-то жутковато, как в далёком детстве: лежишь на печке ночью, и кажется, что там, за веником, кто-то прячется.
Накинув поверх ночной рубахи халат, бабулька пошла в комнату младшей невестки, жены внука. На широкой кровати, на спине спала молодая женщина, а на её груди покоились две маленькие головки спящих двойняшек: Леночки и Ванюшки. Елизавета с умилением поглядела на сопящих, причмокивающих во сне чад, промокнула ладонью вдруг завлажневшие глаза.
Внук её, Андрюшка, был призван по мобилизации в 22 году: живой, слава богу. Сын давно жил в Курске. Всё, как приезжал к матери иной раз, на выходные, звал к себе в город. «Ну, на что я вам, старая? Ну? – отвечала сыну Елизавета. – Да и дом, и землю на кого я кину. А могилки мои кому оставлю? Тута и мамка моя, и папка, и бабушка с дедом лежат. Все в одном месте. И отец твой тут тоже. Куда я от их! А Пирата, что ж? Со двора согнать?! Не. Никуда я не уйду со своего дому». Сын, слушал это, качал головой. Потом махнув рукой: «Как знаешь», ложился спать. А на утро уезжал к себе, назад в Курск.
