В бизнес-классе было немноголюдно и тихо. Самолёт уже набрал высоту и только турбины за бортом гудели ровно и монотонно.
В одном из кресел дремал молодой мужчина. Может, и не дремал, а просто прикрыл глаза, думал о чём-то своём, наверное, о хорошем, судя по лёгкой улыбке на лице.
Чернокожая стюардесса с блестящим термосом в руке подошла и осторожно тронула его за плечо.
– Господин не желает кофе?
Он открыл глаза, посмотрел на термос и слегка поморщился.
– Пожалуй, нет. Того, что у тебя в посудине, не хочу. Послушай, нинья, а ты можешь сварить мне настоящий кофе, кубинский?
Девушка взглянула ему в лицо, должно быть, увидела лёгкие тени под глазами, покачала головой и понимающе улыбнулась:
– Вообще-то мы этого не делаем, но для тебя, сеньор, я попробую. А ты отдохни пока.
Она выключила свет над его креслом, поправила плед и ушла в кухоньку. Мужчина снова прикрыл глаза.
После долгой поездки по Америке Крис остановился на пару дней у Фрэнка, своего старого партнёра и друга. Может быть, самого лучшего друга в этой стране.
Он любил путешествовать. Обычно в одиночку, гораздо реже – с друзьями, и уже успел объездить полмира. У него был небольшой бизнес в родном городе, который с одной стороны давал ему такую возможность, а с другой – не требовал постоянного присутствия. Да его никто и не ждал. Его дом, большой и красивый пустовал с тех пор, как мужчину оставила жена. Оставила неожиданно, как будто ударила наотмашь. И хлестнула больно. Крис не любил вспоминать эту историю, его и без того жёсткое лицо каменело, если кто-нибудь спрашивал о семье.
И ездил, и ездил по свету. Лишь бы не возвращаться в пустое жильё. Как-то раз Фрэнк даже сказал, что ему кажется, будто и бизнес Крис завёл только для того, чтобы странствовать. Кстати, он и придумал ему это имя – Крис – вместо русского, длинного и непроизносимого для американца. Что ж, он почти угадал и с именем, и с любовью к путешествиям.
А ещё Крис любил кофе. Не просто любил – ЛЮБИЛ.
И кофе по-турецки в маленькой забегаловке на рынке Стамбула, где знакомый толстый, усатый турок варил напиток в старой, закопчённой джезве, несколько раз почти доводя его до кипения и затем наливая в старую фарфоровую чашку с отбитым краем. Сладости – полную фарфоровую тарелку, тоже пожившую, обколотую – приносил из неказистой лавки поблизости. Но то были настоящие и кофе, и сладости Потом садился напротив с сигареткой и начинал длинный разговор, путая свой непонятный язык с плохим английским. Иногда хозяин приносил кальяны, и тогда можно было просто помолчать, удобно развалившись в кресле, выпуская толстые клубы пахучего дыма и прихлёбывая ароматный напиток из заветной чашечки со щербатыми кромками.
