В глухой деревеньке Роселки, затерянной среди гор и туманов, всё всегда шло своим чередом. Жизнь там была тиха и неспешна: по утрам по улицам гулял аромат свежего хлеба, в избах пахло смолой и кедром, по вечерам в деревне пели песни, а ветер превращал их в эхо и разносил далеко-далеко, по всей округе. Но вот однажды случилось в Роселках нечто, чего никто прежде не видывал.
Солнце только поднималось над лесом, нежное и заспанное, а первые лучи золотили дороги и крыши изб. Старик Яков, по обыкновению, направлялся доить свою козу, как вдруг остановился как вкопанный, взгляд его застыл, а ноги к земле приросли. Прямо посреди деревенской площади, где вчера ещё детвора бегала и гуси бродили, лежало нечто чудное. Перо! Да не простое – белое, как первый снег, переливающееся светом, словно искры звёзд вплелись в его лёгкие, тонкие линии. Перо это было столь огромно, что длиной своей превосходило даже коня с телегой. Оно лежало посреди площади, словно само решило отдохнуть, укрывшись рассветными тенями. Яков так широко раскрыл от удивления рот, что выронил свою трубку, и та упала на землю с глухим стуком.
– Господи, да это ж знак небесный! – пробормотал он, перекрестившись.
Старуха Марта прикрыла плечи потёртой шалью и тяжело вздохнула:
– Знак-то оно знак, а вот на добро али на зло? Небо нам что-то сказать хочет.
Скоро вокруг диковинного пера собрались все деревенские, от мала до велика.
– А может, это дар? – возразила кузнецова дочь Зоя, глаза у девушки горели озорством.
– Дар? Да это беда неминучая, – проворчал старик Григор, известный своим хмурым нравом. – Откуда тут добру взяться? Это ж какое чудище с таким пером по земле ходит?
– Говорят, что русалки волосы свои перьями чешут! – с серьезным видом подметила Апполинария, кузнецова жена. – Вдруг русалка и обронила.
– Известно, что русалки перья себе разноцветные выбирают, как у птиц заморских, зеленые, желтые да фиолетовые. Тут не русалка. – прокашлялась Марта и еще плотнее закуталась в шаль.
– Жар-птицы в наших краях водились, поговаривают, что если одна из них перо и скинула? – Старик Яков пришел наконец в себя, но от пера решил держаться на приличном расстоянии.
– Так на то она и жар-птица, что огнем пылает, а сама не горит, и перья у нее, значатся, огненные, а это белое, как душа младенца. – Покачала головой Апполинария.
