Это был простой, серый, ещё один будний день. Один из многих непримечательных дней, во время которых я не делаю ничего особенного. Казалось, что я даже не просто живу, а заменяю кого-то собой. Кого-то более значимого, чем я. Кого-то талантливее меня. У меня было всегда такое чувство, когда люди смотрели на мои хоть и не посредственные картины, но столь нелюбимые взгляду людей, которые не терпят серость, грусть, печаль моих мрачных произведений. Поэтому я как обычно, спокойно прожигал время в своей небольшой мастерской, где царил такой же беспорядок и тусклость освещения, как и на полотнах, которые не висели на стенах как полагается, а лежали вдоль стены. Это ещё не вся прелесть беспорядка! Так как когда-то любил читать книги, а мебели не хватало, то они стопками были расставлены возле кровати. На алых, бордовых, горчичных и синих обложках был уже толстый слой пыли, который доказывал, насколько сильно я люблю читать в последнее время.
Сидя на стуле и смотря безразличным взглядом в окно, через которое сочилась мрачная энергетика дождя и, порой, просачивалось по маленькой капле через небольшие расщелины между деревянной рамой окна и чистым, вымытым стеклом, я наблюдал за скучным, шумным городом, утонувшим в сером и холодном дожде, как вдруг, мою идиллию нарушили наглым входом в мастерскую.
– Привет художникам! Знал, что ты будешь тут, – с такой же глупой улыбкой, ко мне пришел мой знакомый Иван.
Он был торговцем, а это могло значить две вещи: он мог продать все что угодно и найти тоже все. Более того его визиты ко мне значили именно то, что нашлось что-то интересное, на чём он хотел бы заработать, но что не хотели покупать зажиточные люди и художники с деньгами. И я был лишь одним из крайних вариантов. Хотя он помогал мне продавать мои картины, за что я ему очень благодарен, так как я все ещё не очень популярный художник, да и вряд ли им стану в этом, а может быть и в следующем десятилетии.
– Ты все такой же серый, как в прочем всегда, – Ваня держал под рукой что-то большое и плоское, похожее на картину, но из-за ткани, мне не было видно, – почему ты отгораживаешься от всего? Хотя для тебя это, наверное, хорошо.
