Открыв глаза, он увидел густой лес. Кругом царил туман, витали запахи мхов и трясины. Голова гудела и боли не было предела. Проведя рукой по затылку, он нащупал что-то липкое. Рука была вся в крови.
Сознание медленно возвращалось к нему, но в голове не укладывалось одно обстоятельство: ночь, лес и полное одиночество. Оказавшись наедине с собой, человек показывает себя настоящего. Смывается грим социальной ответственности и маски притворства. Герой на публике резко превращается в серую мышку, неприметный тихоня становится сильным и рассудительным. А того, кто всем поднимает настроение веселыми шутками, наедине с собой пожирает тоска и безразмерное чувство одиночества.
– Надо попытаться встать, – подумал он, облокотившись на дерево. Его взгляд упал на левую руку. Стрелки на циферблате его наручных часов застыли на трех часах ночи. Лес вокруг него как будто замер, вокруг царил сумрак и ужасающая тишина.
Это жуткое место он видел впервые. Местами деревья были черные и обугленные, словно здесь совсем недавно был пожар. Ветки были сухие и издалека казалось, что они тянутся к нему на встречу. Чтобы проверить сон это или нет, он ущипнул себя за руку. Щипания передавали нервные импульсы в мозг. Похоже, что это все-таки не сон, а невозможная и оттого еще больше пугающая реальность.
И тут в нём проснулся страх детства. Воспоминание пронеслось перед его глазами, словно это было вчера. Ему было десять лет, когда он с родителями направился в лес собирать грибы. Постепенно пробираясь вглубь лесной чащи, мальчик и его родители незаметно разделились. Это был не первый его поход в лес, поэтому родители спокойно отнеслись к тому, что сын может гулять где-то неподалеку. И тут произошло то, чего он никак не ожидал. Поиск грибов так его увлек, что он все дальше и дальше отдалялся от родителей. Корзина была уже почти полная и он уселся передохнуть на мягкий мох, который укрывал землю. Мальчик покричал «Ау!», чтобы дать условный сигнал о своем местонахождении родителям, но ответа он не услышал. И вот он один, в лесу, окруженный только деревьями, а вокруг него ни души.