Разламывающая головная боль усиливалась с каждой секундой, и Ольга Ларионовна всё сильнее сжимала виски своими старческими истощёнными руками с корявыми пальцами. Она уже тихонько стонала от обрушившейся на неё утренней мигрени, и только лишь чувствовала холодные слёзы, выступающие на уголках закрытых глаз.
Боль угрожала стать невыносимой, и Ольга Ларионовна принялась ворочаться на кровати… В какой-то момент она приоткрыла плохо видящие глаза и скосила их на жёлтые часы, висевшие на стене. Взгляд её был мутным. Она уже и так плохо видела, но с раннего утра во время такого чудовищного приступа она вообще мало что могла различить. Но чернеющие стрелки часов всё же смогла.
Времени было только около семи утра, но визг детей расходился оглушительными звуковыми волнами по её маленькой однокомнатной квартирке… По крайней мере, ей так казалось.
Она жила на первом этаже и постоянно страдала от крика и гама сборища детишек, целыми днями околачивающегося около подъездов. Они визжали, хохотали, ломали ветки у растущих подле окон тополей (впрочем, уже довольно израненных, спиленных, покрашенных). И страшно матерились. Иногда вместе с ними вопили кошки или скулили собаки, но, по своему обыкновению, никто из жильцов не выходил посмотреть, что же там происходит. Дети играют.
Новой взрыв хохота был такой силы, что Ольге Ларионовне показалось, что у неё сейчас вот-вот вылетят окна.
– Чтоб вы провалились, – прошипела старуха и принялась медленно подниматься с кровати…
Делала она это медленно, чувствуя, как ноют её суставы. Как будто неизмеримая головная боль уже разливается у неё по всему телу, по всем конечностям… Когда ж ей удалось подняться, Ольга Ларионовна медленно засунула ноги в стоптанные трёхсотлетние тапки и пошаркала к окну, отчётливо чувствуя, как по щекам у неё бегут слёзы.
Мигрень пульсировала, ударяя по вискам раскалёнными молотками.
Она дошла до подоконника, ярко освещённого июльским ранним солнцем и, крепко схватившись за штору, рванула её прочь. Ослепительный свет полоснул старуху по глазам, она простонала громче, зажав левой рукой их, будто ей туда прилетел осколок, и вот-вот сквозь пальцы, поражённые артритом, засочится кровь.
С громадным усилием олимпийского рекордсмена она смогла убрать руку от глаз своих. Лицо её – серо-жёлтое, размеченное глубокими морщинами, искривилось в жуткой гримасе, и она принялась всматриваться в окружающий её мир.
