Ошибки надо исправлять. Так говорила мама. А вот папа говорил, что ошибкой была я.
Однажды и я сделала самую большую ошибку в своей жизни.
Мне сказали, что я выскочка. Я больше не буду читать при других, простите меня, пожалуйста.
Слеза стекла по белой щеке,
Залила ровные линии тетради.
Линейка след оставляет на руке,
На красные глаза упали пряди.
Мама сказала – нельзя произносить слова на «Н». Не хочу, не буду, не могу – нет. НЕ ПЛАЧУ – да, это можно.
Десять, двадцать, тридцать, сорок —
Считали дети во дворе,
Я вспоминала летний шорох,
Читая книжку в декабре.
Десять, двадцать, тридцать, сорок —
Копились грамоты на полке,
Пока есть в пистолете порох,
Мне будет также дома горько.
Я вывела букву «Н» в прописи множество раз, пока она не начала получаться, так, как будет угодно моему отцу. Он взял лист в руки и разорвал, сам сказав слово на «Н». «Ничтожество?». Почему им можно?
Я лишь хотела тихонько обнять,
Меня тут же грубо осекли…
«Дочь..ну твою же мать,
До дома ради Бога потерпи»
Что делать, когда главную роль мюзикла исполняет бездарность? Сцена ярким светом обнажила всю мою голую душу, и даже ярко красное чудесное платье, которое мне сшила бабушка, не помогло…
– Какая твоя любимая принцесса?
– Рапунцель
Даже если так, она все равно сбежала из башни.
Меня поцеловали в щеку.
Так нежно, быстро, звонко.
Потом он выбрал ту, с заколкой.
Я тогда была совсем ребенком.
Увидев меня в рядах фотографий, он сказал, что я выскочка и отвернулся, одернув руку.
5 этаж, твоя однушка,
Окно открыто, но также душно —
Я плакала в твою подушку
Под нежный шёпот мне на ушко…
Мы никогда не были больше, чем друзьями. Идите к черту.
Запах сигарет напоминает мне отца, холод, боль и темное кладбище, тогда почему, когда он исходит от тебя, – это вызывает во мне спокойствие?
Для старых я чужая,
Для новых конкурент,
Новая опасная стая,
Вы верите, что я привыкну в момент?
Вокруг было столько людей, но я была одна. Я знала многих из них, но многие из них знали другую меня – ту, у которой был дом на улице, названной на букву «Н».
