– Поспешай, воровское семя, охальники! Нагрешили супротив Государя нашего православного. Тепереча шибче шевели лаптями! Не в цепях да колодах, поди! Эдак до ночи на постой не станем, – ворчал пожилой бородатый конвоир, пихая прикладом ружья отстающих ссыльных.
– Не замай мя, божедурье! Бабу своя погоняй да на лавку ложь аль к ейной жопе леписи. Мы со тобой, чай, не венчаны.
На шум перебранки приблизился старший охраны, нарочный посыльщик, и громко молвил своё веское слово:
– Сызнова, Ивашка Суря, бузишь! За оное воздастся тебе, пустобрёх! Вот ужо надену в Купавне колодки – иначе, тварь сатанинская, заворкуешь!
Колонна бредущих по дороге растянулась. Шедший впереди стрелец Михаил Нашивошник почти не слышал и не вникал в свару. Запомнилась только странная кличка «Суря». Думал лишь об одном…
По нахоженной Владимирке после изнуряющей дневной жары брела под конвоем небольшая партии ссыльных. По их сутулым и потным спинам гуляли отсветы позднего заката, не то зарева от догоравших московских пожаров. Каждый ряд ссыльных соединялся железным прутом, который снимали на время кормёжки и сна.
Тракт выбирался из густых лесов и перелесков, почти не дававших прохлады. Дневная жара проникала всюду. Истомно и душно было в лесу. Лишь под вечер дышалось немного легче.
В московской суматохе сразу после бунта не смогли быстро, но основательно снарядить партию ссыльных. Многие проблемы придётся решать по пути в далёкую Сибирь. Для ускорения продвижения ссыльного обоза обеспечат его телегами и лошадьми в большом и богатом селе Купавна.
Скоро Старая Владимирская дорога войдёт в Купавну. Усталым путникам было не до новой деревянной церкви Святой Троицы и прочих пейзажно-архитектурных красот. По соседству в большой арестантской избе их ждал скупой ужин и короткий ночлег. Поели солёную рыба из щедрого Бисерова озера с квашенной капустой. Старший конвойный расплатился кормовыми деньгами. До пересыльного пункта во Владимире путь ещё очень долгий.
