Смотритель

Джейкоб стоял в охранении на берегу реки, разделявшей две армии. Ночь выдалась холодная, в округе Уатога таких не бывает. Холод не просто пробирал до костей: он сковывал руки и ноги железными оковами и заставлял зубы дребезжать, словно оконное стекло, готовое вот-вот лопнуть. Даже бесчисленные слои шерсти и хлопка под утепленной курткой не спасали. Джейкоб уже не одну неделю ждал, когда наконец отступят морозы. И вот пришел март, но в этих местах природе не было дела до календаря. Реку все еще покрывал лед. В воображении Джейкоба она промерзла до самого дна – ни малейшего течения, застывшие в неподвижности рыбы. У реки было имя, но Джейкоб не позволял памяти хранить его. С того самого момента, как его нога ступила на причал в Пусане, он поставил себе целью забывать, а не помнить.

В Форт-Полк он наслушался всяких историй о том, что ждет его в Корее. По большей части болтали чушь собачью: будто бы северные корейцы едят крыс и змей живьем и видят в темноте как кошки. Но были и правдивые рассказы: например, о том, как враги могут подкрасться к лагерю, перерезать солдату глотку и скрыться в темноте. Даже если находишься на другом берегу реки, они способны запросто переправиться и убить всего одного человека, хотя могли бы убить троих или четверых. Словно оставляют послание: «А тебя прибережем на следующий раз».

Хотя река еще не вскрылась, Джейкоб понимал, что это не имеет значения. Позапрошлой ночью северокорейский солдат отрезал голову часовому из соседней части. Переполз прямо по льду. Джейкоб всматривался в безмолвную снежную гладь. Сегодня хотя бы полная луна. «Охотничья», как говорили в его родных местах. В ее лучах снег, покрывающий реку, мерцал серебром. Если бы не тревожное ожидание удара вражеского ножа, Джейкоб залюбовался бы этими переливами. Но даже такому пустяку не было места в его памяти: Джейкоб хотел, чтобы Корея стала для него зданием, в которое он вошел, а потом вышел оттуда, навсегда заперев за собой дверь. Ему просто нужно выжить. Двенадцать дней назад его часть впервые вступила в бой. Обера, каджуна