Ника сидела на лавочке и болтала ножкой. Обеими не могла – на вторую ногу я натягивала ей сапожок, на тёплый пушистый носок дело шло туго.
– Толя сказал, что мой папа инопланетянин, – сообщила мне дочка. – И поэтому я такая.
Я замерла. Иметь особенного ребёнка было непросто. В садике Нику дразнили, но в последние полгода мы ходили в специальный сад, в группе было всего восемь детей, и все с проблемами по зрению. И здесь Нике было хорошо, до тех пор, пока сюда не перевели Толю.
– Ну все, – сказала я. – Хватит.
Отбросила чёртов ботинок и решительным шагом вернулась в группу. Обвела её взглядом – только два ребёнка, обе девочки, и ни одна из них явно не Толя.
Раньше мне и в голову не пришло бы разбираться с чужим ребёнком из-за детских обид. До тех пор, пока у меня не родилась дочка.
– Не ругайся на него, – попросила Ника.
– Я отругаю его маму, – решила я. – Пусть воспитывает своего ребёнка.
На Нике серебристый пуховичок и шапочка цвета бордо. Её белоснежное лицо сильно контрастирует с яркими цветами, но Ника любит все яркое. Мы идём к машине, я мысленно репетирую разговор с матерью того мальчика.
Нельзя обижать людей просто потому, что они отличаются от других. У моей дочки – альбинизм. Это стало понятно уже в роддоме, у неё был белоснежный пушок на макушке, такие же белоснежные бровки и ресницы. Она вся была похожа на облачко. И да, мне моя дочь казалась самой красивой в мире, и куда больше белых бровей меня беспокоило то, что альбинизм привёл с собой проблемы со зрением.
– А почему я такая? – спросила Ника уже в машине.
– Ты самая красивая. И ты была самой белой снежинкой на утреннике. Самой настоящей.
Ника захихикала, и я надеялась, что к этому разговору мы пока не вернёмся. В нем было употреблено слово табу. Папа. Папа, черт побери. Я привыкла к тому, что для своего ребёнка я целый мир, и никого нам больше не нужно. Но теперь она растёт. Она узнает больше. Она задаёт вопросы и я не всегда могу найти на них ответ.
Ника вроде успокоилась, но я знала, если что-то ей в голову пришло, то она не уймется. Это в ней от её папы, о котором я так боюсь говорить.
– А кто тогда мой папа?
Я вздрогнула.
– Мужчина. Обычный папа, как у всех. Люди разводятся, такое случается.
–Ты не показываешь мне фотографии!
Я стиснула руль. Больно дышать. Притормозила на минуту. Ника права. Ребёнок не виноват в том, что родители разошлись. Она не виновата в том, что я ненавижу её отца. И Ника и не подозревает, что её папочка даже не знает о существовании у него дочери.
