Смысл настоящего русского шансона давно затерялся. Многие слушатели уже, наверное, перестали понимать, почему самый популярный российский жанр музыки назван французским словом. Вопросов, кроме этого, много. Обязательно ли исполнителю шансона петь про лагеря? Или можно про рассветы и туманы? Шансон – это контркультура или настоящая народная музыка? Что общего между группой «Воровайки» и песнями Высоцкого? Почему губит «к одиннадцати туз»? Кто виноват в такой бесконечной популярности жанра? И что теперь делать?
Для массового меломана русский шансон всегда считался идеальным примером «музыки плохого вкуса». Он всегда играл из тачек бомбил или маршруточников, попадаясь обычному человеку во время езды по делам, случайно, без спроса, чем еще больше раздражал своим наглым существованием. Это был совсем другой мир – совершенно не тех людей, которые заказывают кофе на альтернативном молоке. В начале нулевых еще был мем – «Россия айфона против России шансона». Подразумевалось, что это две страны, в которых живут не просто разные люди – а разные расы, как во «Властелине колец» эльфы и хоббиты. Тогда смартфон еще считался уделом столиц.
С тех пор прошло десять лет, технологии изменились, телефоны с экраном появились у всех, а быстрый интернет проник в самую забытую глубинку. И тут оказалось, что никакой разницы между людьми не существует, Россия на самом деле одна – и шансон в ней по-прежнему самый популярный жанр. Его теперь ценят даже подростки, особенно если в музыке есть низкие биты и харизматичный флоу. Новое поколение победило стереотипы отцов – и шансон вновь заиграл на полную.
И тут пора признать очевидное – мы не знаем свою собственную культуру, не изучаем ее и до сих пор немного стыдимся. Наши меломаны помнят, в какой комнате жил Джон Леннон, но не знают биографию Петра Лещенко. На полках наших магазинов лежат тонны переводных книг про западных звезд регги, кантри, панка и рока, но нет ни одной про самый популярный жанр музыки в России. Русскому шансону досталось самое большое число упреков, которые появились в первую очередь от незнания, и целенаправленного непонимания.
Надо ли объяснять, что этот уникальный – даже для мира – жанр городской русской песни заслуживает тщательного изучения? Что эти песни – от «Мурки» и «Бубличков» до «Рюмки водки» и «Третьего сентября» – олицетворяют собой целый век настоящей народной культуры? Нашей с вами культуры. Что эта музыка появилась в бобинах и плейлистах не по заказу партии или рыночной экономики, а просто потому что люди ее любят и слушают. И, возможно, если ответить на вопрос «Что такое русский шансон?», то можно понять, кто такие мы с вами. По крайней мере надо попытаться.
