В детстве, ложась спать, я часто мечтал о том, чтобы
проснуться лет так через тысячу, или через три. В сущности, такие
желания ничуть не лучше обычного мародерства: желания
воспользоваться созданным не тобой. Более честный вариант —
проплыть по Реке Времени до самого конца, чтобы понять
предназначение Природы и Человека. Зачем?
Чтобы в новом начале не было старых ошибок.
Аннит Охэйо. Новая эсхатология.
Анмай
Вэру очнулся в
светлой, очень тихой комнате. Несколько секунд он сонно смотрел в
потолок, пытаясь понять, как попал в это, явно незнакомое
помещение. Последнее, что осталось в его памяти, — яркий свет
операционной и слабая боль в левой руке, в том месте, куда впилась
игла. Сознание погасло почти сразу, незаметно, как при переходе от
яви ко сну, однако же, не до конца, — он всё ещё ощущал себя и
смутно воспринимал звуки. Столь же смутной была и новая боль, когда
тысячи тончайших электродов сканера памяти вошли сквозь его череп в
мозг. Когда сканер заработал, у Вэру возникло странное
ощущение, — он словно бы раздвоился или его стало больше, но оно
было слишком неопределенным. Затем он увидел яркую вспышку, тут же
сменившуюся тьмой, небытием, но оно длилось не более мгновения.
Потом смутные ощущения вернулись. Он дремал или думал, что дремлет,
за той гранью, что отделяет явь ото сна, — а ушел он за неё для
того, чтобы...
Анмай отбросил одеяло, подтянул пятки к заду и вскочил одним
рывком, так резко, что комната содрогнулась. В ней была простая
мебель, белые стены, белый потолок и никаких приборов. И ещё —
открытое окно. Он подошел к нему и выглянул наружу.
Он увидел пышную зелень, деревья, реку вдали, — и ослепительный
круг белого огня в бездонно-синем небе, — солнце, ещё никогда не
виденное им. В глаза ударил непривычно яркий свет и они
непроизвольно зажмурились.
Какое-то время Анмай стоял неподвижно, потихоньку вживаясь в
окружающий мир. Солнечные лучи согревали его смуглую кожу, теплый
ветер мягко ласкал обнаженное тело. Бесконечное счастье переполнило
его. Все эти полубезумные детские мечты, долгие годы труднейшей
работы, страшные войны, миллиарды жертв оказались не напрасны. Он
всё же оказался здесь... и сейчас боялся только одного, — что этот
невероятно реальный и прекрасный сон закончится...
Наконец, он осторожно приоткрыл глаза и осмотрелся. Всюду —
шумящая на ветру удивительная, пышная зелень, птицы, — и никаких
следов разума. А впрочем...
