Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
© Максим Вольфрамович, 2024
© СУПЕР Издательство, оформление, 2024
«Да пошёл ты на… мусор», – так подумал я, но вслух сказал:
– Уважаемый полицейский, я здесь немного постою, полюбуюсь красотами и, не мешая никому, соберу свой мотоцикл и уеду восвояси.
Я стоял сломанный посреди автобана. Но дело всё было как в анекдоте: немецкий полицейский по-русски не понимает, но надо сказать ему: «х… починюсь».
Он успокоится, потому что все немцы знают это слово. Он не станет беспокоиться, суетиться, вызывать эвакуатор и включать свои мигалки и крякалки. Чтобы он всё это проделал, необходимо произнести одно слово: «п…ц». А я бы всё равно в уме ему говорил: «Да пошёл ты на хер, мусор».
Хотя это я сам еду на горе мусора, которая называется Фукусима.
Главный Кавказский хребет. Поднимаюсь к перевалу.
Внизу была жара за +30, а здесь –5, и снега по колено. Пересекли все пояса: внизу видели ишаков, стоящих в тени от столба и спасающихся от жары, потом были подснежники – белоснежные подснежники, вылезающие прямо из-под тающего снега, а снег, чистый, крупнозернистый, на глазах тает и плачет, плачет от тепла. А наверху снега по колено, но нам пробили дорогу «уазики», и я по колее, помогая ногами, добрался до верха.
Дух захватывает от вида! Высоцкий бы сказал: «И закрывает глотку нам и обривают щёки холодной острой бритвой восходящие потоки». Красота! Нет, не передать словами. Владимир Высоцкий смог бы передать, а у меня не получается.
Кругом сосны с искорёженными от ветра ветвями. Огромные камни стоят отполированные ветрами. Всё воет, гудит и шевелится! Всё, кроме гор. Горы молча смотрят на меня и не понимают мой щенячий восторг. Они ухмыляются в снежно-сосновые усы. Заметил высоко орла, он просто летел и, скорее всего, видел и тоже не понимал, почему я ору и радуюсь, зачем я встал у обрыва, раскинув руки, ведь я же не умею летать, или подумал, что умею, но ему я быстро наскучил, и он свалил: видимо, искал, кого бы сожрать.
А я заварил чай на примусе: мой шикарный золотистый бензиновый примус много где меня выручал и никогда не подводил. Чай с брусничными листочками, которые отрыл для меня ветер на склоне горы. Не могу насмотреться, не могу надышаться, не могу передать всего, что я чувствую, что я вижу, что я слышу. Я не могу так долго сидеть и писать. Мало того что сидеть часто не на чем, так ещё ручка вечно где-то пропадает. Видимо, все ручки с ножками и ручками (смеюсь), потому что они от меня разбегаются по всем местам, где я бываю: возможно, я являюсь разносчиком ручек, и они будут процветать так же, как распространённый кем-то борщевик.
