Смерть здесь почти незаметна. В частном доме престарелых всё иначе, чем в государственных учреждениях. Не висит тяжёлый дух старости и болезней, не осыпается штукатурка с потолка. Смерть не стоит у изголовья каждой койки – строгая, неумолимая и бесстрастная. Молчаливо исполняющая свой долг и готовая освободить от тяготы дожития, тоскливого одиночества и казённой нищеты. Здесь она пряталась за ухоженными драценами на окне, за длинными светлыми занавесками. Перебирала цветные подушки на креслах в зоне отдыха, ждала на скамейках в летнем саду, пока люди рядом доживали свои последние годы, дни или даже часы. Здесь она была доброжелательной, как улыбчивый персонал, но от этого не прекращала быть смертью. Поэтому люди в светлой, форменной одежде делали всё, чтобы старики не слишком часто вспоминали, что отсюда только одна дорога – в морг.
«Ну что вы, Андрей Петрович, вам ещё жить и жить! Смотрите-ка, давление как у космонавта, а говорите до нового года не доживёте. Сейчас июль, осталось всего полгодика, а там зима, снежок, м-м-м, красота да и только! Внуки к вам снова приедут». И ложился Андрей Петрович спать со счастливой улыбкой, видел сны про внуков, наряженную ёлку и мандарины, ароматные как в детстве, а наутро его накрывали простынёй и увозили – тихонечко, украдкой, чтобы не тревожить тех, у кого осталось в запасе немного времени.
Глядя на всё вокруг, Казимир не мог отделаться от мысли, что через несколько лет сам может оказаться в схожем месте – в хосписе, где доживёт последние дни, обколотый бесполезными поддерживающими препаратами. С рассыпавшимся рассудком и умирающим телом. Он больше не будет мечтать о зиме, чтобы рвануть в горы кататься на сноуборде. Не будет думать, как мог бы по вечерам, сидя у окна с видом на заснеженные вершины, писать черновик новой книги. Не узнает своих родителей, а в отражении – человека, ставшего вдруг незнакомым и пугающим. Представляя себя таким, раздавленным и уничтоженным болезнью, Казимир каждый раз ощущал отвратительный страх и иррациональное, упрямое желание жить. Ему всего лишь тридцать три. Довольно тяжело убедить себя, что запертое в сейфе охотничье ружьё – теперь его единственный и верный друг, который протянет ему руку помощи, когда придёт время. Он попытался отогнать тяжёлые мысли. Совсем скрыться от них невозможно. Только ненадолго отпугнуть, чтобы не глодали истерзанный рассудок, а тихо выли где-то неподалёку.
