Ветер был до того силен, что гнул словно тростник пальмы, кружил в небе сорванное с веревок белье, превращал в бичи воздушные корни священного дерева баньян. Но даже он был не в состоянии противоборствовать человеку, упорно продвигающемуся вперед. Прищуренные глаза идущего против ветра мужчины горели упрямством, губы превратились в тонкие линии, а скулы обтянуло так, что, казалось, кожа на них вот–вот лопнет.
– Ракеш! – Ветер подхватил и понес радостный возглас девушки, стоящей у калитки. Желтое сари плотно облепило ее фигуру, и только рука, придерживающая край, не позволяла ткани сорваться и унестись вслед за воздушными струями к неспокойной реке Индраяни.
– Ракеш! Поспеши! – Девушка убирала лезущие в лицо волосы, не понимая, отчего ее любимый не торопится. Небо готовилось разразиться ливнем, а Ракеш, услышав зов, наоборот замедлил шаг, словно очнулся и согласился с ветром, что не следует ему спешить к девушке в желтом сари. Он даже оглянулся туда, куда звал его вольный друг – на реку Индраяни.
– Ракеш?
Ах, зачем она была нетерпелива? Зачем сама сделала шаг навстречу? Зачем уткнулась лицом в его грудь?
– Каришма, – прошептал он посеревшими губами и опустил ладони на ее покатые плечи. Дрожащие пальцы смяли тонкую ткань, почувствовали тепло кожи.
Она откликнулась на имя. Подняла лицо, улыбнулась, хотя в глазах затаилась тревога.
Его ладони скользнули туда, где билась жилка, вторящая стуку сердца, сомкнулись на шее и сжали. Девушка, не веря происходящему, все еще улыбалась, а когда поняла и попыталась закричать, было поздно.
Он нависал над ней и с каким–то исступлением наблюдал, как жизнь медленно покидает тело.
– Свободен, – произнес он, когда Каришма упала у его ног.
Хлынувший ливень в одно мгновение прибил желтую ткань к земле, сделав ее тяжелой, неподвижной.
Мужчина вытер ладони о рубашку, развернулся лицом к реке и побежал, скользя по мгновенно разбухшей глине. Пытаясь удержать равновесие, не упасть, он нелепо взмахивал руками.
– А–а–а! – прокричал он в небо, с трудом забравшись на перила моста. И в возгласе его слышались боль и тоска. – Каришма!
Индраяни с готовностью приняла его в свою колыбель. Реки Индии никогда не отказывают человеку. Ни живому, ни мертвому.
