ПРОЛОГ
Я остановил машину у дорожного знака «пос. Синегорский». Был теплый весенний день – канун светлого праздника Пасхи. Справа от дороги зелёными волнами колыхалась озимая рожь, густо окроплённая островками ярко-красных тюльпанов. В воздухе стоял тонкий аромат пробуждающейся от зимнего сна степи – нежный, но настойчивый запах лютика и еле уловимый, горько-терпкий дух полыни.
– Деда, ты зачем остановился, – раздался голос Саньки, шестилетнего внука, – мы что, уже приехали?
– Приехали, Санька, выходи.
Санька завозился на заднем сидении.
– Я не открою, деда.
– Сиди, уж, дед пошутил, – это сказала Светлана. – Мы еще не приехали.
– Ба, я писать.
– Ну, тогда выходи. – Света открыла дверь, выпустила внука и вышла сама. – И ты, дед, выходи, дальше я поведу машину.
Я вышел из машины, огляделся вокруг, вдохнул аромат весенних трав, прислушался к пению птиц. И накатила, вдруг, на меня волна воспоминаний, сдавила горло саднящая боль, затянула глаза пелена слёз. Отвернулся, чтобы внук не заметил, да разве укроешься от детских глаз.
– Деда, ты чего?
– Да, вот, что-то в глаз попало. Ты поезжай Света, мы с Санькой немножко пройдёмся, ноги разомнём.
Я взял внука за руку, и мы пошли вдоль дороги по пыльной обочине навстречу белой кипени цветущих садов и душистых кустов сирени, перекинутых через калитки, навстречу каменным заборам и шиферным крышам небольшого горняцкого посёлка.
– Привет, дружище! – это я мысленно разговаривал с посёлком. – Тебя и не узнаешь, притих, опустел. Где твоя рабочая стать, когда спешил ты по зову шахтного гудка и с дымящимися украдкой цигарками стремительно летел вниз в переполненной клети к новым рекордам и трудовым починам? А ведь я помню твой простой, неотягощённый высокими думами рабочий люд, дружный до самопожертвования (без этого в шахте нельзя!), твои разгульные праздники на День шахтёра, твои улицы, где каждый камень отмечен тяжким трудом твоим.
А меня ты помнишь? 30 лет прошло, как один день. Ты уж прости меня, приезжаю только в печальных случаях – похороны да поминки. А ведь я так скучаю по тебе, по твоим холмам, перелескам, бирюзовой ленте Северского Донца, душистому чабрецу и мягкой ковыли. Уж так хочется мне посидеть с удочкой на каменистом берегу в тени раскидистой ивы, или взойти на холм и подставить лицо горячему суховею. А ещё собрать всех тех, кто был со мною рядом в те счастливые мгновенья моей жизни, всех тех, кто возвысил меня и всех тех, кто помог встать после падения.
