Горная тайга. Пологий склон горы прокатился с вершины до самого подножья, спуская по камням ледниковые ручьи. Вода петляла меж диких трав и деревьев. Кедры по склону расположились, как в зрительном зале… Ожидая представления. Порой они смотрели на закаты. Как солнце, алое и горячее, падало в прохладные объятия гор. Иногда встречали рассветы. Но чаще наблюдали за избушкой.
Избушка расположилась у подножья. Совсем небольшая, почерневшая, но ещё крепенькая. И мрачная. Когда ночью в ней горел свет, на него не хотелось идти. Но там жили люди.
Под окном сидела старуха. Такая же ветхая и черная, как изба. Скрюченные пальцы расчёсывали гребешком медвежью шкуру. Старуха приговаривала скрипуче:
– Волос к волосу, память к памяти,
Шкура есть, плоть ненадобна.
Имя к имени, коготь к коготку,
Души ваши заберу, уволоку.
На трёх выпотрошенных лапах висело по наузу на память… Из человеческих волос. На передних лапах узелки из чёрных и каштановых прядей, на задней узелок из светлого локона. В каждый науз вплетался иссохший цветок сон-травы.
Спускался закат. Тишину склона нарушил топот конских копыт. Трое скакали к избушке. Возглавлял всадников мужчина – лихой и гордый сын гор. Угольные волосы, смоленая грива коня и чёрные глаза со злым, жестоким блеском. Вторым за ним шел парень. Молодой, с волосами цвета кедровых шишек и на игривом рыжем коне. Замыкала строй девушка. С солнечными кудрями и на коне сером, как луна. Все трое скакали к избушке.
Лихо спешившись, они поклонились старухе.
– Принимай добычу, тётушка, – крикнул старший, скидывая с седла сумку.
В ней были маленькие кабанята. Из швов сумы на траву сочилась густая, бурая кровь. Остекленевшие глазки детёнышей смотрели на закат в немом отчаянии.
– Сегодня богато, – улыбнулся средний.
Он снял с седла мешок с молодыми куропатками. Грустно и обречённо опустилось на землю пёстрое перо.
– Вот тётушка, как просила, – девушка спустила с седла совсем небольшую сумку и протянула старухе.
Та нырнула рукой внутрь, доставая клубок задушенных змей.
– Молодец, дочка, – щербатыми зубами улыбнулась она, – Молодцы, дети мои.
