Часть первая. Туманы Аркадима.
Глава первая.
Он вошёл, не спеша, человек, с мужественным лицом, тёмными, затаившими ожидание, глазами. Одетый, в белый, искрящийся золотом галунов, мундир, он блуждал взглядом, по стенам, отливающим не природной белизной. Он искал Альхору, лишь она могла вернуть его туда, откуда он начал свой путь, чтобы стать гертом Сиятельного двора. Он искал исток, не зная где его начало, но чувствуя: он есть. Она появляется только здесь, в Чаше Мерцающего Тумана и живёт короткую жизнь и умирает с последним его выплеском.
Напряжённые, слезящиеся от мельхиорового блеска, глаза, всматривались в качающуюся белизну стен, окутанную пришельцем из другой Галактики. Бой башенных часов, бивших всего один раз в космические сутки, ровно в полдень, просочился сквозь куполообразные конструкции, открывшие идеально ровный круг в центре цитадели Туманов.
Сейчас, он всколыхнётся, задвигается и, не торопясь, поплывёт вверх, обнажая прозрачные видения своего мира и мира диоксидных туманностей планеты Соурс. Удушливое скопление перехватило горло, и двинулось дальше, вызвав больной спазм в гортани. Человек в белом мундире, завёл сильную руку за ухо, и поправил ков, вдавленный металлической бляшкой в мочку уха. Миниатюрный компрессор моментально переработал удушливый газ в кислород, и боль, освободив гортань, ушла и лёгкие задышали легко и свободно.
Рассеиваясь по краям, Туман тянул длинный серо – молочный шлейф в высокое отверстие Чаши, не оставляя никакой надежды, ни единого шанса увидеть её.
– Её нет, опять нет, в который раз нет. Туман пришёл пустой, – ударился его голос о белую глянцевую непроницаемость.
Полуденное время сообщило о начале открытия главных дверей. Шлюз продержится ровно двадцать два штриха, и опустит створу, оставив не успевших войти и опоздавших, стоять на голубом мраморе самодвижущихся ступеней. Опоздать нельзя. Он – утренний регут и послеполуденный герт, если Сиятельный верб Лорок отпустит статью на добровольное голосование. Двадцать с лишним лун своей жизни, Равивэл ждал этого дня и сейчас испытывал сильное волнение. Не иметь врагов можно, но недоброжелателей не получается. Они всегда где-то поблизости и невидимы, как воздух, но стоит оступиться, и они проявляются, как застарелые пятна, видимые лишь в ярком свете. В ослепительной радости – маски. Истинное лицо проклёвывается сквозь тонкую плёнку зависти и непроницаемую скорлупу безучастия, оставляя внутри пористый комок сожалений. Неприятное вязкое чувство, похожее на серый унылый день, окончания которого невыносимо дождаться, всё же уходит, уступая место свежим впечатлениям, но недоброжелатели остаются. И всё же, жизнь дарит перемены и в этом её прелесть.
