День был обычным, ничем не примечательным. На первый взгляд. Никто с самого утра и подумать не мог, чем все завершится… Впрочем, если бы в дом Спасителя Руси снова не заявились жалобщики, может, ничего бы и не произошло.
Но они пришли. Потрясая дохлым котом, перечисляя бесчисленные достоинства усопшего и взывая к справедливости. Попутно мужик и баба прикидывали, в каком денежном исчислении следует оценить оную справедливость.
– Илья Иваныч, уйми ты, наконец, эту рыжую бестию! Не доводи до греха! – требовал безутешный отец семейства.
– Ребенок плачет, никак успокоиться не может! – утирала слезы баба, украдкой нюхая дольку лука, завернутую в край платка. – Для него Клубок был как брат родной! Уж не взыщи, надо рассчитаться. Так оно будет и по-Божески, и по-людски.
Илья, бессильно всплеснув могучими ручищами, вперил укоризненный взгляд в Котю. «Может, тебе все-таки отрезать кое-что?!» так и читалось в добрых глазах богатыря… Раскормленный рыжак зевнул, выдержав эту угрозу с невозмутимым спокойствием всеобщего баловня и любимца.
– Что, опять?! Да когда же ты устанешь! – простонал Муромец. – Ну, хоть бы одну мышь поймал! Так нет же, все по кошкам, по кошкам…
«Я что, на дурака похож, за мышами гоняться? – мысленно откликнулся Котя, потянувшись на подстилке. – Для черной работы, у бояр есть холопы! А мое дело – улучшать местную породу!»
– Что случилось? Опять Котенька набезобразничал? – ахнула округлившаяся Ладушка, по-утиному переваливаясь с ноги на ногу. – Вы уж не сердитесь, не торопитесь судить, может, он просто защищался! Завистников-то и среди тварей Божьих хватает! Котя в дальних краях побывал, многое видел, а Клубок-то ваш, почитай, дальше околицы не хаживал…
– Мур-р-ррр! – одобрительно мяукнул виновник переполоха. Он был полностью согласен с хозяйкой.
Разразился скандал. Хозяева безвременно почившего Клубка набросились на Ладушку и Муромца с упеками: высокомерными, дескать, стали, старших не уважают. Вот оно, тлетворное влияние столичного града! Набрались вдали от дома всякой скверны, и в Карачарово принесли… Ладушка, которая, как и полагалось бабе на сносях, стала повышенно нервной и впечатлительной, сначала ударилась в слезы, а потом вспыхнула и решительно указала незваным гостям на дверь.