В бесконечных проводах слов, пустые слова, гирляндами ёлочных украшений, бликуют сотней солнечных зайчиков.
В погребке едкий табачный дым наполнен винным перегаром. Вместе с ликером в глотку льется отборная брань. Липкие столы, липкие лица.
Шелест крыльев летучей мыши пронзает слух миллионом стальных иголочек. Коптит фонарь, бросая покрывало тени на голый асфальт. Шепчется по углам музыка. Ходит босиком по тишине контрабас. Смеется продажная скрипка, напившись вином.
Моргнул уголек сигареты. Расходятся посетители, подставляя спины вечернему душу сырости и темноты.
Плывут пустые слова, склеиваясь с черным небом, целуются со звёздами в ночном бокале шампанского.
Ночь.
Пустые слова
.
* * *
Много утекло времени с тех пор, как улетели птицы. Сгорбились горы И деревья, сбросив в землю седые годы, уснули в вечном ожидании. Могучие волны устали биться о мёртвый гранит скал, и легли в печальном унынии средь скорбных желаний. Но звёзды далёкие светили голубым холодом, укрывая взглядом безликие дали.
На краю чёрной скалы, где когда-то плакала вода, и орёл согревал её шелестом крыльев и блеском ночных глаз, сидел КритабОр. Он не помнил птиц и деревья. Он не видел воду. Он родился, когда белый скелет орла отец его принёс в дом и бросил в красный огонь. Он помнил лишь запах, белый и едкий, как слеза, которая скатилась тогда по его рыжей щеке, и бросилась шипя в пламя, и затушила его. Отец избил его, и обмазав затем жёлтым жиром, сбросил в море.
ОлАя подобрала его, спящего в голубой раковине, в ожерелье звуков. Критабор зарычал, но затем, высунув розовый ершистый язык, улыбнулся и промычал свои первые слова. Олая выкормила его грудью, белым тягучим молоком, горячим, как её нежные пальцы. Она выучила его громко свистеть и помнить о пище.
Долго скитался Китабор в воспоминаниях, в розовых ручьях чутких ожиданий, в пристальной слепоте своего мычания. Он звал Олаю. Он помнил её вкус, запах, ветер. Он видел шорох её в земле. И долгими ночами рыл душу, сбрасывая перегнившие чёрные листья лет в тоскливое волнение моря. Он устал. Он состарился. Незнакомое чувство говорило ему, что скоро он закроет глаза, и душный воздух вырвется из его липкого рта.
