Темнело. Все чётче обрисовывался силуэт вокзала в бордово-пурпурном закате солнца. Словно сверчки, пробегая в ряд, на вокзале зажигались огоньки. В их лиловом свете сиял, сырой от дождя перрон. Поезд тронулся. Пожилая женщина побежала за вагоном, причитая: «Доченька моя! Доченька моя дорогая!» – на бегу задевая корпус вагона, как будто от этого что-то изменится, или зависело счастье или благополучие дочери и внучек
на чужбине.
Уезжающая женщина средних лет приятной внешности стояла в тамбуре уходящего вагона за проводницей и говорила:
– Мамочка, не надо. Я ведь не одна, неудобно…
Мамочка не плачь, не надо, не рви не себе, не мне и детям сердце!
Дети, непринуждённой свойственности молодёжи, дружно выкрикнули:
– Бабушка, все хорошо мы поехали!
Поезд ушёл в темноту. Леня и бабушка ещё долго стояли на перроне
и смотрели на красный убегающий огонёк. И тут только Леонид понял, что мама и сестры уехали, совсем уехали. Без него. От боли сильно заныло
в душе. Бабушка взяла его за руку, и они пошли домой. Шли тихим шагом. Бабушка уже не могла ходить быстро, прожитые трудовые годы говорили
о себе.
Леонид рос в многодетной семье, поддержка друг друга ощущалась постоянно, в том числе ввиде наставлений и советов.
Вначале двухтысячных старший брат Леонида, поступил
в Киевский университет, женился, защитив диплом, по распределению остался жить и работать в Киеве. Родились дети. Общение шло вначале письмами, за тем, когда пришел бум сотовой телефонии, общение перешло по видео чатам.
Второй брат увлекался иностранными языками в итоге уехал
за границу и остался там, вестей от него было мало, но лаконичны.
По телефону слал СМС сообщения: – Жив, здоров все хорошо!
По дням рождениям и в большие праздники присылал всем подарки.
Зловещее дыхание наступающей духа войны ощущалось повсюду.
В начале весны 2014 года жители тогда ещё областей Украины – Донецкой
и Луганской – выразили несогласие с политикой нового руководства страны, получившая власть после насильственного Евромайдана. Многомесячные акции, демонстрации и протесты не помогли и не были услышаны организацией объединенных наций. Повсеместно стали безвести пропадать местные дети и молодежь.
Последней каплей терпения народа от новой власти была, когда заживо сожгли мирных людей в одесском Доме профсоюзов.
