1.
– Райка! Ра-ай-ка-а! – кричала нараспев босая молодая баба. Она уверенно направлялась на окраину деревни, перекачиваясь всем телом с одной ноги на другую. По дороге женщина сорвала упругую ветку ивы и сделала из неё прутик. В конце улицы шумели ребята. Они носились по лугу, прячась между стогами свежего сена. Косили этим летом. Мужиков в деревне почти не осталось, и покосом занимались бабы, не отлучаясь далеко от дома.
Здесь бегала вся деревенская ребятня. Малыши копошились в цветастых зарослях, разглядывая кузнечиков и муравьёв. Дети постарше сидели особняком и лузгали ещё незрелые семечки из огромного каравая подсолнуха. Руки и губы у них были иссиня-чёрные, и они не столько ели, сколько смеялись друг над другом.
Основная часть ребят играла в салки. Среди них, громко крича и шустро передвигая ножками, была Райка. Девочке зимой исполнилось семь. За лето она здорово вытянулась и ничем не отличалась от ребят постарше. Она была очень худенькой, но необыкновенно ловкой и быстрой. Догнать Райку не мог никто. От этого она вошла в раж и, задорно хохоча, влетела на верх стога.
Бабу с прутиком звали Дарьей. Она приходилась Райке тёткой, потому как была родной сестрой её отца. Сам он ушёл воевать ещё в июне, и вестей от него не было совсем. На Первомай, накануне войны, у Райки родилась сестра. Молодой матери было непросто прокормить одной двух детей, и в помощники взять некого. Поплакала Проскофья пару дней по супругу и засобиралась к своим. Дорога неблизкая, километров триста. Хотела обеих взять, да родичи мужа отговорили. Тяжело с двумя-то в дороге будет. Поживёшь, устроишься и за Райкой приедешь. Оставила она старшую дочь на лето и с тяжёлым сердцем уехала. Кто ж знал, что немец расползётся по стране, как масляное пятно. Не вернулась Проскофья за дочерью прошлой осенью. И отец писем не присылал. Так и пролетел год.
Райка жила своими детскими заботами в семье тётки. Где-то далеко шла война, папка бил врага. Мамка растила сестрёнку. И вот-вот всё должно закончиться, и начнётся оно, настоящее счастье. Кроме неё у Шамариных было ещё пятеро. Дети рождались один за другим подряд. Сам Шамарин на фронт не поехал. Лет десять назад покалечил ногу на колхозных работах. Мужик он был рукастый и непьющий, по дому брался за любую работу, а в поле – не воин. Осиротела деревня без мужчин, одни старики да несколько калек. Вот и он сгодился. Дарье было спокойно за ним. Детям она не давала спуску никому. Бранилась много, но никогда не била, да и хворостина больше была нужна для устрашения.
