Мария шла по занесенной снегом улице. И, как то часто случается, она чувствовала непреодолимую тяжесть на душе. Белыми хлопьями падал снег, превращаясь ни во что и в очень многое одновременно. Это удивительное свойство снега; каждая снежинка по одиночке исчезает, тает с молниеносной скоростью, но вместе каждая кроха сотворяет нечто огромное и долговечное, устилая белым бархатом всю землю. Так и люди: по одному – ничто, а вместе – многое. Но Мария была одна. По крайней мере она так чувствовала. И в целом мире не было подобной ей снежинки. Вот потому и растворялась, таяла она сейчас во мраке безысходности. Одиночество свалилось так вдруг и так накрепко прижало её к земле, что никак нельзя было вдохнуть полной грудью аромат прекрасного, удивительно красивого мира, полного вместе с тем несчастных людей. На кого не взгляни – иной раз делается больно и грустно, гнусное чувство заседает в сердце навеки. Так почему же люди не могут просто жить? Жить счастливо и благодарно…
Мария шла. И каждый шаг её был подобен попытке вырваться из оков несправедливости, боли, ужаса. Ещё вчера мир её был совсем иным. Сегодня – душа её была полна жгучей ненависти, презрения, обиды, отчаяния. А мир между тем оставался неизменным. Люди не перестали жить, дышать, любить, надеяться, добиваться и радоваться. Ни одно живое существо не разделяло её боли и печали в полной мере. Она была одна. И это сильнее всего сказывалось на её мировоззрении. Она была ещё юна, многого не понимала – не могла понять или не хотела, не важно. Но рядом не было никого, кто понял бы её до конца, кто выпил бы её яд до последней капли. Хотя нельзя сказать, что не было вокруг сочувствующих и неравнодушных совсем уж людей; просто это всё было «не то», просто это всё было «не так», просто это всё были «не те». И никто поистине не мог бы понять её при всём своём желании. Тут она в свою очередь это знала, не сильно осуждала – люди есть люди. Однако легче ей тоже от того не становилось. Осознание – это понимание, но не принятие.
Итак, она шла. Всюду спешили люди, задевали друг друга локтями, как поётся в одной песне; мчались машины, горели фонари, работали светофоры. Да, рядом с ней шла лишь молчаливая боль и печаль, страдалица – тень её. Правду наверное говорят философы: русские люди любят пострадать. Впрочем, вероятно, не только русские. Это черта человека, это его грань, это его особенность. А граней в людях очень много, как загадок в этом мире, неподдающихся самым крепким умам. Мария чувствовала и злобу, и бессилие. Иногда ей делалось всё безразличным, отступало чувство тревоги и страха, чувство, будто что-то непременно должно произойти, хотя произошло уже и так немало. Однако спустя не столь долгое время все переживания и опасения возвращались, лицо делалось тревожным и принимало беззащитные, испуганные черты. Одно не отступало чувство ни на минуту – печаль.
