Утро было солнечным, но прохладным, крупные капли росы блестели на листьях. Улицы Даммина*, прилегающего к храмовой горе района, были пока пустынны, Портус только просыпался. Роун неторопливо шёл по центру безлюдной в этот час улицы, наслаждаясь удивительной тишиной и покоем, этого огромного торгового города. Это была та часть города, где жили достаточно зажиточные горожане – процветающие мелкие торговцы и лавочники, ремесленники, слуги высоких домов не в первом поколении и многие другие. Здесь не было больших рыночных площадей и улиц превратившихся в торговые ряды, а так же больших административных зданий и увеселительных заведений, поэтому в отличие от бурлящих центральных районов и районов Бастиария*, в этих местах можно было насладиться тишиной и покоем. Он шёл к храму, на его плечах покоилась деревянная перекладина изогнутая дугой. На концах перекладины были прилажены крючки, на них висели два больших, запечатанных мокрой глиной, сосуда. Сосуды до верха наполненные гроссовым молоком, мерно покачивались в такт его шагам. Он проходил этот путь уже сотни раз, это была не пыльная работёнка, за которую неплохо платили, вот только вставать приходилось ни свет, ни заря. Его хорошо устроили, и он прекрасно это осознавал. Обычно он насвистывал проходя этой дорогой, вдыхая свежий утренний воздух, но не в этот раз. В атмосфере всего города чувствовалось какое-то напряжение. Никто точно не мог бы сказать, что именно происходит вокруг, но некие «сдвиги», подводные течения, которые так или иначе коснутся каждого, чувствовали все. Роун размышлял об этом, сам того не осознавая. Вроде бы, в последнее время, всё было как всегда – торговые районы гудели, как улей, сотнями тысяч голосов, производственные, гремели и скрежетали поворотными механизмами, небольшие фермерские хозяйства оглашали округу мычанием и блеяньем, на все лады. Всё это перемежалось криками зазывал и треньканьем уличных музыкантов. Взрывы хохота из харчевень и курящиеся благовониями входы в дома удовольствий. Стайки крикливой ребятни и лай собак, стук копыт по мостовой… Всё это сплетаясь, превращалось в гул Портуса, такой знакомый, такой привычный, но что-то было не так. Чувствовался некий диссонанс в этом хоре, какая-то новая тревожащая нота, которую Роун никак не мог вычленить и осмыслить, но которая подсознательно очень его волновала. Проворачивая снова и снова эту мысль у себя в голове, он дошёл уже почти до самого подножия храмовой горы, своего пункта назначения.