Прижавшись спиной к прохладной стене комнаты и оцепенев от ужаса, Прюнель отчаянно пыталась перевести дух.
Руки дрожали, ноги тоже. Да что там, всё тело дрожало. Только сердце неслось вскачь ещё быстрее, чем её нежный единорог Ласка в тот день, когда Прюнель села на неё в первый раз.
Наконец девочка решительно приказала себе успокоиться и волевым усилием сделала вдох. Понемногу ей удалось унять панику, пригвоздив взгляд к висящему напротив кровати большому портрету её матери, Розе. Безмятежное выражение этого дорогого лица всегда утешало и поддерживало Прюнель. Ах, если бы мама была жива… Что бы она подумала о поступке дочери? Осудила бы её или, наоборот, похвалила? Помогла бы разобраться, что с ней произошло?
Прюнель глубоко вздохнула. Как же она могла так оплошать? А ведь когда девочка сегодня проснулась, день обещал быть самым обыкновенным…
* * *
Утром она с улыбкой любовалась из высокого окна освещённой весёлым солнцем рекой, которая искрилась в самом сердце Остикуля, городка, где девочка жила с рождения. Прюнель шёпотом позвала:
– Милая Ласка, где ты? – Тут же чёрный силуэт животного появился посередине моста и спокойно направился к дому. Ласка остановилась около двери и легла на тротуар в ожидании хозяйки.
Прюнель спустилась по лестнице на кухню. Её отец Рок и старший брат Левен сидели за обильно накрытым к завтраку столом. Когда девочка вошла, они, как всегда, замолчали – без сомнения, у них был сугубо мужской разговор.
– Уже встала? – насмешливо спросил Левен.
Отвечать ему в таком же духе бесполезно, это лишь раззадорит ехидного братца ещё больше.
Прюнель не удостоила его даже взглядом и, склонившись над головой отца, поцеловала его густые кудрявые волосы.
– Чем займёшься, дочь моя?
Девочка с хрустом откусила яблоко.
– Много работы на улице Аркан. Заговорить на цветение вишнёвые деревья в двух садах, украсить платье невесты, сочинить приятную музыку, чтобы развлечь одну бабушку, произнести три заклинания для…
– Как всегда, масса неотложных дел! – язвительно перебил её Левен.
Ему было двадцать лет, и он никогда не упускал случая подчеркнуть, насколько его работа важнее, чем поручения сестры. Брат всегда напоминал ей, что это он чародей-Блюститель, которому предначертано созидать, возрождать, исцелять и спасать, а в случае крайней необходимости позволено даже карать и лишать жизни, «совершать зло ради высшего блага». Короче говоря, он по праву применяет сильную магию.