Тут живёт моя подруга, которая из простой знакомой превратилась в вечную спутницу, когда поклялась мне в верности. Зовут её Боль. Она обожает раннее утро или поздний вечер, а в городе подкарауливает меня на каждом шагу. Так было и на этот раз.
Как всегда, перед отъездом, нужно было что-то оплатить, что-то заблокировать, купить какие-то подарки, зайти, в конце концов, в кафе наверху.
– Знаете, почему мне здесь нравится больше, чем внизу? – спросила я приветливую официантку, расплачиваясь за ужин. – Потому что у вас телевизор никогда не орёт на всю катушку. Это признак хорошей культуры. Спасибо, всё было очень вкусно.
Мне благодарно улыбнулись в ответ. И действительно, я не могла упрекнуть себя за выбор: бульон с фрикадельками, ассорти из свежих овощей, блинчики полесские со сметаной, кофе и ананасовый сок были хороши. Спешить было некуда, до поезда оставалось три часа, и я медленно двинулась в сторону площади. Поклажа не слишком обременительна: рюкзак, ноутбук и небольшая сумка на колёсиках, хотя еду на неопределённый срок, возможно даже до конца зимы.
Передо мной аллея, по обеим сторонам строгие ряды туй ведут прямо к мемориалу погибшим в последней войне воинам, а дальше новый фонтан. Всё такое знакомое, тысячу раз виденное, а всё равно ёкает сердце. Ах, да, это же подружка уже опередила меня и зовёт на лавочку – мой личный мемориал, известный только двоим. А вот тех других, на которых можно было найти прохладу под сенью деревьев в жаркий день, нет. Нет и самих деревьев. Стало меньше простоты и больше официоза. Мир усложняется, и не только внешне. Я присаживаюсь рядом с подружкой, стараясь не замечать уколов сердца. Но не тут-то было, лавочка крепко хранит тайны, а церковь – исповедь моей души и сладкие слёзы раскаяния. Я поднимаюсь с твёрдым намерением идти к вокзалу, но подружка заговорщически подмигивает и тянет меня за руку к ряду машин за огромным памятником Ленину. Это невыносимо, от этого места учащается сердцебиение, и я спешу покинуть эту зону высокого напряжения. Лучше поскорее зайти в банк и поменять валюту, а потом поехать на автобусе, хватит с меня этой прогулки. Но Боль уже смотрит на меня сквозь окно с высоты знакомой крыши, а воздух так раскалён воспоминаниями, что я отворачиваюсь и смахиваю набежавшие слёзы. У поворота на «Белит» неугомонная подружка уже сидит со мной в обнимку и, как может, успокаивает, – «Ну, не плачь, моя хорошая, я люблю тебя». На перроне она машет вслед уходящему поезду, и мне даже немного жаль её.