В мае я влюбился. Бесповоротно как мальчишка. А в июле потерял самое дорогое. Возлюбленная оставила меня. Моя душа истосковалась по ней, сон покинул дрянное тело. И нет мне больше места среди людского одиночества.
Я испытываю неутолимую жажду – слишком сильно нуждаюсь в ней.
Сладкий запах ванили отравлял мои легкие любовью. Бессмертной, жадной и всепоглощающей любовью. Я осторожно подхватил пальцами прядь пепельных волос, враз раскинувшуюся на моей ладони шелком.
–Катенька, ну все же, – я оборвал подступающий всхлип от негодования. – Зачем волосы покрасила?
–Ну как же? У меня появился парень, – она игриво стукнула меня кулачком в плечо. Я сразу вытянулся и напряг руку, что есть мочи, только б сделать ее тверже, мощнее. И моя девочка сразу поймет, что со мной она под нерушимой стеной, которая защитит ее от всех жизненных невзгод. – Еще нашла работу и съехала со старой квартиры. Новая жизнь, так сказать, начинается!
–Разве она должна сопровождаться сжиганием волос? – хотелось возможно взвыть и обрушить Катеньку неистовыми мужскими слезами.
–Глупенький!
Она невесомо коснулась моих губ своими. Поцелуй оказался слишком коротким. Мне хотелось всецело раствориться в Катеньке, и губы лучший тому способ. Тем более ее были непростительно бархатными и терпкими. Я еще долго высовывал язык, чтоб почувствовать ее вкус на губах. Как бы не закипало от Катеньки внутри, я позволил ей отстраниться.
Идя на свидание, я прикупил букетик, но совершенно забыл о его существовании при виде моей девочки, хоть тот и ластился кошкой на руках. В газетной обертке я нес любимой голубые гвоздички, которые раньше невероятно шли к лицу. Я поднес букет к ней очень близко. Сейчас он подходил ей не меньше прежнего. Видимо, моя Катенька обладала вселенской красотой и все дышимое и недышимое, существующее на этой земле, не могло осквернить ее святой лик, а лишь украсить и обогатить, как золото церковные купола.
–Какая прелесть! – взвизгнула она и закружилась с букетиком.
Легонькое цветочное платьишко взмыло вверх. Я остолбенел. Моему взору оголились ее ножки. Они походили на фарфоровые. Внутри закипело желание прильнуть к ним губами, но разом себя осадил. Страх разбить их колыхался в пучине моего существования сильнее.
–Катенька, душа моя, – только и выдавил, стараясь остановить ее.