– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.
– Шон, это я. Двадцать два дня прошло. А я всё ещё не могу поверить. Как такое могло случиться с нами? Как ты мог так просто уйти и оставить меня одну?
Довольно безрассудно, но я всё ещё продолжаю отравлять комнату переработанным кислородом и осыпаться пылью на комод. Не знаю, как такое возможно, ведь поломанное сердце вряд ли на что-то способно. Сердце моё давно остановилось, но наверняка заработали резервные предохранители. Что-то продолжает стучать в груди и гонять кровь по венам…
***
– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.
– Шон? Тридцать шестой день, как ты ушёл. Да, я считаю, что ещё остаётся? Ещё чуть-чуть, и стану ставить зарубки на обоях, которые ты так ненавидел. Будет лишний повод их поменять.
Я не знаю, как жить дальше, слышишь? Как люди вообще встают с кровати и куда-то выходят? Бесполезный перерасход энергии, фальшивая имитация деятельности, полнейшее безумие. Сегодня я впервые вышла из дома и откровенно заявляю, что делать там нечего. Дошла до угла, до той итальянской булочной, твоей любимой, и вернулась назад. Невыносимо видеть все те вещи, которые ты любил. Может, поэтому я уже месяц не смотрелась в зеркало?
***
– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.
– Шон, я схожу с ума. Пятьдесят девять дней, и даже рассудок от меня сбежал, не только ты. Я тоже хотела сбежать из этой душной квартиры, ведь здесь стало совсем невыносимо.
Весь дом пропах твоим лимонным гелем, и я начинаю задыхаться. Морозильник забит мороженым. Шесть банок «Баскин Роббинс», Шон! Ты планировал заработать сахарный диабет или позлить меня? Ведь даже некому его теперь съесть – ты ведь знаешь, что я ненавижу клубничное.
***
– Это Шон. Меня нет дома или я просто не хочу отвечать. Оставьте сообщение после сигнала, и, может быть, я вам перезвоню.
– Шон… Заходил твой отец. Единственный, кто ещё помнит обо мне и не даёт мне рассыпаться на куски. Так странно, что люди обесцвечиваются от одиночества, а ты оставил нас обоих. Забрал цвета и краски, хотя никогда не умел рисовать. Как-то несправедливо, тебе не кажется? Лучше бы ты научился не тому, как играть имперский марш на струнах, а тому, как возвращаться…
