Не вполне эротическая прелюдия
Итак, член. Он же пенис, фаллос, писюн, болт, красный богатырь, гаванская сигара… Этот список можно продолжать бесконечно. Как только мы не называем этот орган, неотъемлемую часть нашего организма (в данном случае я имею в виду мужчин). Ну, а если брать во внимание ещё и женщин, то тут полёт фантазии вообще безграничен: малыш, проказник, дружок, уёк, тигрёнок, котик и вся остальная фауна и флора вместе взятые.
Но все мы, и мужчины, и женщины, используем эти ласковые, забавные, грозные прозвища как-то стеснительно, шепотом, вполголоса. В смысле, не в интимной обстановке, а на людях.
Сказать при детях или родителях слово «член» – это как выругаться при них матом. Будучи уже сами отцами, матерями, дедушками, бабушками мы не можем произнести «крамольное» слово при своих близких – это за гранью. Причем, речь идет даже не о Кавказе или Азии, где сказать подобное вслух на людях равносильно осквернению своей семьи. И в продвинутой Европе это считается за гранью приличия. При этом даже слово «трахаться» вышло из-под запрета. Лично слышал, как на одном из федеральных каналов в дневное время в одном из сериалов молодые люди в своих диалогах спокойно его употребляли. А вот на то, чтобы назвать своим именем член – табу.
Так давайте попробуем разобраться, за что такое гонение на, казалось бы, обычное слово, всего лишь обозначающее часть нашего тела (мужского, разумеется, ну и 0,00000001 % транссексуалов). Не в том ли причина, что эта часть нашего тела нам не подчинена? Она, точнее, он, живёт по своим законам. Да, мы хозяева нашему телу, которое без команды не посмеет и пальцем пошевелить. Но тут отношения равные. Как сказал Леонардо да Винчи, который первым проник в тайну этого устройства, «только он спит, когда я бодрствую, и бодрствует, когда я сплю».
Сожительство двух воль в одном человеке создает напряжение, которое никто не может преодолеть. Борьба кончается компромиссом, перемирием – всегда временным и ненадежным. Зная лучше нас, чего мы хотим, член редко сдается, не добившись своего. Поэтому не удивительно, что мы его прячем. Нам стыдно не столько за него, сколько за себя – за свою слабость и его силу, с которой человек никогда не мог справиться, хотя всегда хотел. Сколько великих умов погубил мужской детородный орган? Сколько войн было развязано из-за него? Сколько народу погибло?
