На заре шестидесятых… Под открытым небом…
На окраине города, уже заметно выросшего к тому времени из станции, появился необыкновенный кинозал: под открытым небом. Его задумали в просторном колодце двора между оранжевыми двухэтажками-близняшками, вблизи автобусной остановки. Место, скорее всего, подошло потому, что гладко обструганные скамейки в десяток рядов давно прижились в шатре из листвы тополей. Они были предназначены для проведения торжеств в августе в честь железнодорожников, и теперь оказалось, что вполне подходят для летних киносеансов.
Скамейки тянулись от края до середины двора, позволяя созвать публику из домов, отстроенных в ряд за нашим – бабушкиным – домом до самого поля. Впрочем, желающие и без приглашения сбежались в первый же вечер, как только узнали, что привезли фильм и экран для него укрепили на деревьях. Все были готовы даже на траве устроиться ради такого счастья. Почему бы и нет, когда тебя весь мир обнимает в эту пору: и шелестящее листьями лето, и звёздный купол над головой?!
Что смотрели тогда?
Конечно, «Карнавальную ночь», «Весну на Заречной улице», «Неподдающихся».
Но ещё – «Летят журавли», «Сорок первый», «Балладу о солдате», «Дом, в котором я живу», «Шумный день», «Чистое небо»… Эти картины заметно влияли на людей: как дождь – на природу в засуху. Они ощущались душой, кожей как новые в привычном отечественном кино. Их резко отличала неведомая прежде лирическая интонация. Любовь к дому, к родине, друг к другу – всё это разворачивалось светлыми, узнаваемыми гранями человека, ценного самого по себе, как оказалось, неисчерпаемо интересного – мыслящего и способного, пусть безотчётно, но одарённо, тонко, филигранно-тонко чувствовать. Эти картины делали нас всех счастливыми. И, конечно же, каждый в них находил своё, растворяясь в созвучных душе кадрах.
Из мировых запомнились «Фанфан-тюльпан», «Королева Шантеклера», «Отверженные» – с участием Жана Маре! Особенно любили комедийных героев: Чарли Чаплина, Мистера Питкина – и уж если смеялись, так на всю улицу.
Однако острее, оживлённее всего принимали индийские.
Почему? Да потому что время было «рассветным»: с потребностью в мифе, в сильном эмоциональном проживании историй, в которых сконцентрировано и страдание беззащитных и добрых, и ожидаемое публикой возмездие за коварство беспощадных и злых. Предельные эмоции, чувства – фонтаном, благородные порывы, вызывающие слёзы от избыточного сопереживания. Вкрадчивые, исподтишка наветы или яростные выпады против открытых, доверчивых людей убеждали зрителей, готовых верить всему, что разворачивается на экране, в несправедливости происходящего.
