Альбина выскочила из ванной, на ходу запахивая белый махровый халат, и на цыпочках юркнула в спальню. Едва слышно тикали на стене большие круглые часы. Солнце, пробиваясь сквозь тонкие розовые занавески, раскрасило потолок в цвет утренней зари. Альбина открыла гардероб. Дверца с высоким узким зеркалом пискнула. Альбина на мгновение замерла и осторожно выглянула из-за дверцы. Он спал, бордовое одеяло чуть сползло, оголив острое плечо и бледную спину. Последнее время он всегда так спал – ляжет вечером, отвернётся, и до утра. А благодаря внушительным размерам кровати, создавалось ощущение, что они вообще спят отдельно. Альбина чувствовала: что-то не так, что-то произошло. Но что именно, она не понимала, а спросить не решалась. Захочет – сам скажет, да ведь?
Бросив взгляд на часы, Альбина негромко произнесла:
– Дима! Дим, вставай!
Дима не реагировал. Ну, пусть себе спит!
Она расчесала тёмно-каштановы волосы и, собрав их в хвостик, перетянула чёрной резинкой. А ещё через три минуты Альбина уже входила на кухню, облачённая в синий деловой костюм: строгая юбка до колен, прямого покроя, и короткий пиджак поверх белой шёлковой блузки. На левой руке – круглые позолоченные часики Cartier на синем же ремешке.
Приготовив традиционный утренний омлет со шпинатом и большую порцию кофе пополам с молоком и щепоткой корицы, Альбина села за столик. По выработанной за последние годы привычке делать сразу несколько дел одновременно, завтрак она традиционно совмещала с последними приготовлениями к выходу в свет. Поэтому на кухонном столе, служившим, как это часто случается, особенно в небольших квартирах, ещё и обеденным, помимо салфетницы, солонки и перечницы, всегда стояло круглое зеркальце в металлической оправе. Держа в одной руке высокую кружку с ароматным кофе, другой рукой Альбина ловко наносила на лицо сдержанный макияж.
В это утро что-то особенно тревожило её, хотя, казалось, поводов никаких не было. И всё же рука её периодически ни с того ни сего вздрагивала. От этого тени на веки легли неровно, пришлось стирать их и наносить заново. А кисточкой от туши для ресниц она вообще умудрилась ткнуть себя в глаз и даже неприлично выругалась, правда, шёпотом.
Из прихожей донеслись ленивые шаркающие шаги, и в кухню вошёл Дима, взъерошенный, с полузакрытыми глазами, в одних трусах и тапочках. Хорошо хоть ей удалось приучить его не ходить по квартире босиком, а то поначалу, как только Дима к ней переехал, он постоянно оставлял на ламинированном полу свои неандертальские следы, что жутко бесило Альбину.
