Под этой обложкой помещаются два поэта – Пушкин и Маршак.
Мне кажется, что это соседство приятно и необременительно для обоих, и они легко уживутся вместе.
В пушкинское пространство легко вписываются все большие поэты XX века – от Блока до Маяковского, от Ахматовой до Бродского, независимо от того, являлись ли они продолжателями великой традиции или ее яростными, отчаянными и блистательными ниспровергателями.
Маршак относился к продолжателям и всю жизнь служил "поэзии живой и ясной, высоких дум и простоты". Светлое, пушкинское начало отмечали все критики, когда-либо писавшие о поэзии Маршака.
Традиционна поэтика Маршака. Она целиком и полностью укладывается в лирические каноны XIX века.
И тем не менее Маршак был поэтом своего времени, поэтом XX века. Но дело не только и не столько в традиционности.
Стремление к свету, ощущение света, понимание того, что, несмотря ни на что, «мир» и «свет» – синонимы, даже "у бездны мрачной на краю", даже тогда, когда душа раздирается бесами на части и кажется, что жизнь – это "дар напрасный, дар случайный", даже тогда, когда "темнота и тишина" смыкаются над тобой и угасает последняя надежда, – вот что объединяет двух поэтов.
Пушкинское сияние и маршаковский теплый свет так нужны всем нам, переступившим порог XXI века.
В беспредельной вышине… А. С. Пушкин
Научить понимать и любить стихи – занятие неблагодарное и заведомо обреченное. Прежде всего потому, что ни один человек не может с полным правом сказать: "Я понимаю это стихотворение или стихи вообще". Просто существует разный уровень понимания и восприятия поэзии, зависящий от многих субъективных и объективных факторов. Назову лишь некоторые из них: общий уровень культуры, культура чтения вообще и чтения стихов в частности; культура выражения и восприятия чувств, уровень интеллекта и образованности, наблюдательность. А иногда восприятие того или иного стихотворения зависит просто от настроения, погоды или… ни от чего.
И тем не менее, есть что-то общее в психологии восприятия стихов. Этому процессу всегда предшествует открытие.
Чудес, хоть я живу давно,
Не видел я покуда.
А впрочем, в мире есть одно
Действительное чудо:
Помножен мир (иль разделен?)
На те миры живые,
В которых сам он отражен,
И каждый раз впервые.
Всё в мире было бы мертво —
