Убийца детей выбирал очередного друга, как он это называл, обстоятельно. Не спеша.
Он подошел к скамейке, располагавшейся неподалеку от детской площадки, старательно подволакивая ногу и тяжело опираясь на простецкую деревянную трость. Присел. Достал из кармана кожаной куртки портсигар и поблескивающую серебром зажигалку, но закуривать не стал. Портсигар положил на сиденье рядом с собой, а зажигалку сжал в правой руке, задумчиво поглаживая большим пальцем.
Взгляд убийцы был прикован к детям, играющим на площадке. Он внимательно осмотрел каждого, запоминая лица. А потом обратил внимание на сопровождающих – старших братьев и сестер, нянек, бабушек. И вот тогда закурил.
Несмотря на естественное беспокойство, не все родители заботились о том, чтобы рядом с ребенком постоянно был какой-то проверенный взрослый. Дети от семи до десяти лет, если гуляли во дворе «своей» многоэтажки, уже могли быть предоставленными сами себе. Либо же мать договаривалась с теми, кто выходил гулять в это же время.
Убийцу интересовали не те дети, которые катались на качелях, возились в песочнице или носились по дорожкам. Его интересовали старшие братья, которых отправили «караулить» малышню. Но и среди них не каждый мог подойти. Поэтому процесс выбора очень, очень, очень часто затягивался на месяцы.
Убийца точно знал, чего хочет.
И кого.
К каждому новому другу нужен свой подход. Он готов был ждать, а повторяющиеся неудачи только усиливали предвкушение. Процесс важнее, чем результат. Тем более, результат всегда один и тот же.
Мертвый ребенок.
От двенадцати до четырнадцати, со следами забитости на лице (можно и с подживающими синяками), невысокий для своего возраста, заторможенный, таящий боль в глазах и злость в плотно сжатых губах. Злость, которой не суждено вырваться.
Убийца искал несчастных детей, чтобы сделать их счастливыми. Ничего же хорошего в этой жизни их не ждет, правда?
Иногда он сомневался. Бывало даже, отказывался от своего замысла. Но такие приступы быстро проходили. Он уже не мог остановиться. И, конечно, не хотел, чтобы его остановила тюрьма. Тюрьмы он боялся до аритмии.
Иногда убийце снились страшные сны. Все они были о тюрьме. И ни одного о его собственном детстве.
Убийца свое детство просто забыл. Как забыл и ужас, и попытки задобрить отца, лишь бы снова не бил, и поиски матери, и свои первые убийства…
