Раннее утро, мокрый снег, тяжёлая сумка и настроение ниже нуля – ну, здравствуй, Питер! Как я здесь очутилась? Мой начальник Грибов Елисей Саныч отправил меня на экономический форум, мол, молодым специалистам у нас везде дорога! Мне двадцать пять лет, я не замужем, даже кошечку не успела завести, поэтому честь представлять наш завод выпала на мою долю.
– Питер – чудесный город! – тараторил Елисей Саныч, подписывая мне приказ на командировку. Заодно в наше представительство заглянешь, опять у Холодцова дебет с кредитом не сходится.
– Так пусть бухгалтерия его и проверяет, – возмутилась я.
– Виктория, – укоризненно посмотрел на меня Елисей Саныч. – И ты с этим прекрасно справишься. Надо деньги на новогодний банкет сэкономить. Давай поезжай и дуйся на меня, как мышь на крупу.
– Елисей Саныч, я же никогда публично не выступала!
– Вот и наберёшься опыта. Всё, иди Виктория и не мешай мне работать.
Вот я и пошла. А теперь стою и жду, когда меня встретит Холодцов, который, видимо, ещё дрыхнет в постели. Чтобы не мокнуть под снегом, я пошла на вокзал. Сбросила Холодцову снимок колонны, где я с тяжёлой сумкой припарковалась. В ответ опять тишина. Может, стоило ему позвонить? А вдруг он за рулём? Я тяжко вздохнула и вдруг уловила запах свежесваренного кофе. «И булочку с шоколадной глазурью», – мечтательно подумала я, на секунду зажмурившись, а когда открыла глаза, то увидела прямо перед собой высокого мужчину. Холодцов! Он был похож на колонну, холодный, пронзительный взгляд тёмных глаз, плотно сжатые губы.
– Доброе утро, Максим Данилович, – я заставила себя улыбнуться.
– Не могла вечерним рейсом приехать?
– На какой поезд были свободные билеты, те и взяла, – я ещё и оправдываться должна перед ним.
– Ладно, поехали, – недовольно пробурчал он. – Закинем твои вещи в гостиницу и сразу в офис. У меня с утра совещание.
Я взяла свою сумку и поплелась за Холодцовым, мысленно желая найти побольше косяков при проверке. Тогда посмотрим, как он запоёт! Только вот первой запела я. Меня угораздило задремать в автомобиле Холодцова, к тому же я не пристегнулась, и когда он поворачивал, то качнулась и ударилась со всей силы лбом о бардачок.
– Боже! – презрительно проговорил он.
– Ай! – я прижала ладонь ко лбу, думая лишь о том, как бы ни выскочила шишка.
