Не могу я знать, зачем все это,
Иррациональны действия мои.
Но почувствую тепло от света,
Ежели сияют глаза твои.
Повествуется этот рассказ к самому прекрасному, что я видел в этом абсурдном мире. Мне никогда не забыть испытанных мной чувств и эмоций, переполнявших моё сознание, вызвав в нем желание обладать тем, чего я не достоин. Вам не под силу понять, о чем или, если угодно, о ком идет речь. Поймет лишь один из вас. Однако способный понять, возможно, никогда не услышит об этом. И пусть не искушаются те, кто думают, что речь о них; вам стоит присмотреться внимательней, и тогда вы поймёте, что заблуждаетесь. Частичка меня есть в этом прекрасном, я уверен, как и частичка этого прекрасного есть во мне, но в целом мы абсолютно разные. А я всего-то хочу света в этой дороге, как и любой другой человек, поскольку, несмотря на моё дурное отношение ко всему человеческому, я все же остаюсь человеком. Я все так же слаб и уязвим для моих вожделений и природных стремлений. Ибо есть нечто, что мне сложнее всего преодолеть: стремление к удовлетворению потребностей ума, наполненных лишь эстетическим наслаждением и лишенных всякой низменной похоти. Очарованный всеми качествами этой сущности я пытаюсь бороться со всеми невзгодами, исходящими от никчемных, тщетных и безнадежных попыток к обладанию этого прекрасного. Однако все, что я в силах сделать, это показать свой образ на истории о странствующем несчастном бедуине, созерцающего дивный свет самой яркой звезды в мрачном и пустом небе, парящей над столько же бескрайней, сколько бессмысленной пустыне.
Когда-то бедуин жил в мираже смысла и наслаждений и искал какую-то цель в нем. Он был как все: любил, дружил и стремился к счастью в нем. Он видел обворожительных гурий и преданных друзей. Знал он тогда о мире все, ибо мираж всегда тесен. Мираж показал ему такой мир, каким он должен его видеть. Однако тогда бедуин не замечал, что сущее далеко не изумительное место и что мир не поддается порой прихотям и задумкам людей. Он не видел того мрачного простора, что находится за границы миража. И потому отрадно воспевал о чудесных дарах этого мира; о верных друзьях; о красивых девах. Порицал он тогда зло и любил он тогда добро, не видя, что они сотворены миражем. Его душа была благочестива, хоть порой его и дурманили пороки. Но становилось ещё более тесно в мираже. И тогда он начал замечать, что всё, что он видит, лишь грезы. Реальность же находиться, подумал он тогда, по ту сторону миража.
