Ворох голосов растворился во всеобъемлющем гуле. Звук был повсюду, пронизывал пространство, материю, мое тело, заставлял трепетать каждую клеточку организма. Если, конечно, я до сих пор состоял из клеток. Я давно уже не понимал, что я такое. Осталась ли во мне хотя бы частичка телесного, или же я утративший оболочку осколок сознания, застрявший посреди бесконечного хаоса Вселенной.
Когда моя реальность стала такой, я долго не понимал, что это за гул. Он появлялся, и все приходило в движение: по рукам бежала дрожь, челюсть ходила ходуном, заставляя громко клацать пожелтевшие от многолетнего курения зубы. Шум распространялся на всех возможных частотах, сливавшихся в единый невыносимый поток. Я его ненавидел и в то же время трепетал перед его мощью. Такой звук могло издавать лишь нечто по-настоящему грандиозное, то, что невозможно постичь человеческим разумом. И, когда я думал, что так будет продолжаться вечность, все вдруг затихало, наступала оглушительная тишина. Будто барабанные перепонки лопнули, не выдержав напряжения, и оставили мне надоедливый тиннитус, писк, который звучал где-то внутри моей собственной головы.
Странно, но мне казалось, будто я уже слышал этот гул в своем прежнем мире, но не на башне, нет, на космической станции. Когда мы ложились спать, все стихало, и среди сигналов приборов я различал нескончаемый, но, тем не менее, приятный гул. О да, это точно был он – звук нашей погибшей планеты.
Сейчас гул был словно выкручен на сотни децибел, от него будто вибрировал воздух, если таковой здесь вообще имелся. Звук метался в поисках своего истока, но он утратил издававшую его планету и теперь настойчиво гудел, то рядом со мной, то где-то в далеких глубинах космоса, будто дикий зверь, однажды познавший тепло домашнего очага и надеявшийся найти приют на безмолвном пепелище.
Моя новая действительность была страшной. Цветные всполохи то и дело зажигались справа, слева, над моей головой, и так же быстро затухали. Вокруг, словно в калейдоскопе, вращался быстро меняющийся, перепутанный и перемешанный мир, словно кто-то взял обыденную действительность, запихнул в миксер и вылил в пространство. Морской пеной бурлили отрывки событий и голосов, виднелись силуэты людей.
Существование, похожее на бесконечный галлюциногенный кошмар. Поначалу оно меня оглушало, я кричал в пустоту, затыкал уши, мотал головой. А голова была такая тяжелая, отупевшая. Мне понадобилось время чтобы научиться от этого абстрагироваться, иначе я бы сошел с ума. Хотя в том, что мой разум цел и невредим, я едва ли мог быть уверен, – жизнь в пучине накладывала отпечаток. Я существовал в некоем бесформенном пространстве, не в состоянии даже определить положение собственного тела. Я не понимал, стою я или лежу, меня несет потоком в неизвестном направлении, или же я нахожусь на месте и все крутится, ревет и разбухает именно вокруг меня? Здесь я, кажется, познал истинный смысл слов «хаос» и «ничто».
