А ну их, этих камрадов!
Мы выезжали на учения или уезжали, уж не знаю, как точнее тут сказать. Естественно, подняли нас по тревоге. Суматошное это слово «Тревога!»: вскочить, одеться – гимнастерка, штаны, сапоги.
Так и не понял за годы службы, почему солдатские штаны назывались еще и шароварами? Потому что расширялись к бедрам? Так и офицерские штаны – и ого! – как расширялись, а называли их весьма благородно: галифе. А тут – шаровары. Обидно даже…
Вскочить, одеться – ладно. Это привычно. Это, уточню, когда дежурный по роте, отслеживая на часах последние минуты могучего казарменного сна, резко, наотмашь стегает ладонью по выключателям и орет, как резаный: «Рота, подъем!»
Но орать-то чего? Чтобы показать, какой ты несчастный: не доспал. Так на то она и армия: кому – спать, кому – бодрствовать. Или – чтобы насладиться своей властью: дескать, в считанные секунды поднял на ноги сотню человек. Ладно, уж сотню! «Старики» – те еще долго будут кряхтеть и потягиваться, поругивая в сердцах и надоевшую казарму, и служак-командиров, и дурную чужую немецкую погоду.
Так что вскочить-одеться (вскочить со второго яруса) касалось нас, молодых. Как, впрочем, и – драяние полов, мытье кухонных бачков, стояние у тумбочки… Но не вечно же нам ходить в салагах. Придет час, и мы станем «стариками», тогда и расслабимся.
– А потому, милок, – напутствовали нас знающие, – попаши на первом годку! Потом и за тебя попашут…
«Тревога!» – это общий сбор, клич единения.
Суетное, в полутьме, топанье сапог у вешалок с шинелями, у пирамид с автоматами и противогазами, нетерпеливые выкрики командиров: «Отделение (первый взвод, второй, третий), строиться!». И – бегом, громыхая автоматами и подсумками с «рожками»