Открываю глаза. Передо мной старая фотография давно ушедшего в мир иной дедушки. Он в деловом костюме, с красным галстуком на груди, за большим офисным столом держит потемневшую от времени, но ,в прошлом когда-то белоснежную, телефонную трубку. В его глазах явно заметная усталость, по узору морщин сразу можно заметить, что слабеющее день ото дня зрение не стало преградой в работе с бумажной волокитой. Однако за усталостью виднеется сильная воля и уверенность, уверенность в работе, что он выполняет день ото дня для бедных рабочих на должности председателя местного профсоюза.
Фотография, сколько я себя помню, всегда стояла в зале на этой фанерной полочке в новодельной китайской стенке для телевизора и сервизных наборов. Почему каждый день мой взгляд останавливается именно на ней? Сказать точно не могу, но что-то все же есть притягательное в запечатленном моменте работы уже давно почившего дедушки. Может быть, человек, никогда не виденный мной при жизни тем и манит, что я не ведаю о его изъянах и ошибках. Я слышал о нем от родителей лишь только хорошее и могу лицезреть перед собой то невеликое наследие вещей-шкатулок времени, что стали финальным аккордом его многолетнего труда – квартира, в которой я сейчас нахожусь и горы книг, что были оставлены после него. Несмотря на то, что дедушка умер еще за год до моего собственного рождения, я могу почувствовать его присутствие здесь, в его прежнем доме, могу ощутить его дыхание через страницы прочитанных им когда-то книг, через поскрипывающие полы и изжившую свой технический ресурс советскую мебель.
В семье я единственный ребенок и, казалось бы, мне должны были бы уделять неприлично много времени при воспитании, но, как ни странно, я был по большей части предоставлен сам себе. Я никогда не выделялся особенной общительностью или жизнерадостностью, все у меня шло своим чередом, не прерывая мерного хода радостей и печалей. Не знаю почему, но с первых классов общение в школе у меня не задалось, да и в детском садике как-то с друзьями туговато было. Меня всегда спасали книги дедушки, вот что-что, а общаться с ними я не пренебрегал ни при каких обстоятельствах.
Но пора бы уже идти в школу, одиннадцатый класс – дело ответственное, скоро экзамены, пол годика еще переждать, пересидеть зиму и весну, перетерпеть злополучные экзамены, а после – новая жизнь, нечто иное, как минимум, интереснее того, что есть сейчас, так мне по крайней мере кажется. Пусть далекоидущих планов на жизнь у меня и нет, но в моем возрасте мало у кого такой список вообще имеется.