***
Грязно – серая, безликая девятиэтажка, выстроенная в квартальной низине, пугала себя и окрестности своей нелепостью. Причудливо изогнутая панельная ненадёжность прочно стала достопримечательностью котов и приютом наркоманов.
Липовый парк был высажен в начале века, мощные стволы охраняли огромный банный комплекс. Вечный, красный кирпич ограды плавно переходил в основные и подсобные помещения знаменитых городских бань.
Новострой зигзагами обходил капитальность, усугубляя хаос двора через стихийные парковки и кривые подъезды.
Два боковых пристроя организованно замерли на уровне пятого этажа, прикрывшись кокетливыми псевдозамковыми надстройками.
Зимой сама земля рождала пар с вечным ароматом берёзовых веников. Жилец, сумевший преодолеть нарастающую наледь, перед подъездом, неизбежно вставал на четвереньки, толкая поклажу головой. Включая силу проклятья, противясь
заторможенному падению, теряя остатки равновесия, неуклонно сползал к началу
увеличивающейся наледи.
Дом скрипел и охал, выдавливал окна и двери, медленно погружаясь в банную преисподню. Вектор моего идиотского движения упирался в квартиру 32, сдающуюся именно в этом подъезде за « очень умеренную плату».
Определившись с направлением и не веря в конечную цель, я ринулся впереди собственной глупости к единственной функционирующей двери. В трёх метрах от вожделенной ступени из бетона, барражировало рыжеволосое существо, теряющее остатки грации. Преимущественно страдал по частям центр тяжести, с угрозой потери самоуважения, через падение в неопределённую сторону.
Подхватив беспомощную даму под мышку, а также её пакеты и сумочку, тренированным шагом довёл до подъезда. Болтавшаяся на одной петле дверь пыталась стыдливо прикрыть обнажённое, запачканное, тёмное нутро. Вход в неведомое искалечен и мрачен. В нос ударила подвижная стена, сотканная из живой кошачьей страсти.
***
Не ведомые людям эмоции соития сопровождались вегетативным слиянием разнополых существ, зачинающих себе подобных. Борцовская удаль победы закреплялась клочьями шерсти, порванными ушами, горячими пронзительными струями самцовского торжества, удивительно вонючими, а ещё крещендо захватчика.