Горы ещё были погребены под толщей снега, безупречно-белой толщей в метр глубиной. Такими же белоснежными были деревья. Мир как будто забыл, что может быть разноцветным и ярким. Всё в нём застыло, закоченело. Звуки тоже словно покрылись льдом. Если не считать свиста ветра и криков хищных птиц, изредка пролетавших мимо, вокруг стояла абсолютная тишина.
Здесь, на вершинах, солнце могло стараться изо всех сил, но оно бессильно было растопить лёд. Холод не собирался отступать, а злобно завывавший ветер был жесток и безжалостен. Лишь на полпути к долине золотые лучи смогли хоть немного прогреть промёрзшую землю, и впервые с поздней осени температура медленно, нехотя поползла вверх и добралась до отметки выше нуля градусов. И наконец солнце добилось своего – с кончика ветки тихо скатилась одна-единственная капелька воды. Она долго висела, сверкая, переливаясь и дрожа на утреннем солнце, пока не упала на землю, оставив в снегу почти незаметную ямку.
В нескольких ярдах от плотной стены снега кто-то зашевелился, будто услышав, как упала капля. Там располагалась берлога семьи гризли. Мать, Лида, ещё крепко и беззаботно спала, а два её малыша, мальчик и девочка, уже какое-то время назад проснулись. Они с шумом, ворчанием и топотом ползали у нее над головой, зарывались в её светлый мягкий мех, целыми днями пили густое, жирное, очень полезное молоко и постоянно дрались – в общем, делали всё возможное, лишь бы скрасить скуку. Им ещё никто не рассказал, что гризли должны целых полгода лежать в берлоге почти неподвижно. Не есть, не пить и даже не пи́сать. И не потому, что снаружи слишком холодно.
Да, температура бывает очень низкой, вплоть до минус тридцати, но медведи с их густой шерстью хорошо приспособлены даже к такой неприятной погоде. Вот только еды в лютый мороз и под метровым снежным покровом им не найти, как бы они ни старались. А без еды такой большой зверь, как гризли, долго не продержится!
Разведчица и Путник, хотя и были медведями, холода не боялись. Потому что ничего о нём не знали, родившись только этой зимой, пока их мать спала. Она уснула сразу же, едва впервые вылизала крошечных голых детёнышей и подтолкнула их к соскам. Больше, кроме как сосать молоко, она пока ничему не успела их научить. Сердце Лиды билось медленно, дыхание было почти не слышно – она впала в спячку до весны. Малыши были предоставлены сами себе.
