Посвящается Лилу Журавлёвой
Не чтоб открыть, а чтобы перевести дух.
– Сто девяносто девять, – зять каждые пол минуты отсчитывал секунду,– Двести.
– Не надоело? – дед разыскивал зятя.
Холодильник, окно, чайник. Кто-то пьёт чай. Около чайника пусто. Значит уже налил, но где ? И почему чай? Может, вода.
Мухи на липкой люстрой ленте всё лежали и жужжали:
– Двээзди два, двээзди трии…
Из каждой щели:
– Двести два…
– Итак тошно, – сказал дед, созерцая закрытую форточку, которую не открыть.
– Двести два, – темп ускорился, – двести три, двести четыре, двести пять…
Дед сразу нашёл зятя. Зять шмыгал крысиным носом и терялся в тесноте тарелок, стаканов и блюдец. Его потерянные глаза искали что-то. Как будто близко, как будто направо, налево, тупик, заново, налево, налево, направо – тупик, заново, налево, налево, налево, направо, налево – и всё.
Но зять не находил этого всего. Зять сидел на диване. Зять глядел в пустоту. Зять барабанил по кухонному столу. Зять всегда барабанил, даже гроб отца зятя звучал, как зять по кухонному столу.
Дед молчал, но римские:
– Двести пять, двести семь… – были, как зять, везде.
Дед ушёл в гостиную. В гостиной сквозь его слёзы просвечивалась сгорбленная и скомканная, как магазинный чек, бабушка. Бабушка, как бабушка, как все бабушки, прекрасно помогала:
– Да-так. Да-сяк. Да не так, а сяк. Да не так. Да-да. Да-сяк. Да нет, не так, вот так. Да, да, да. Или нет?
– Люб, ты накапала? – сказал дед, обтирая внука мокрой тряпкой.
Бабушка прошерстила аптечку. В аптечке были капли для носа, глаз и ушей. Может их накапать? Нет. Значит накапать-накапать. Дед взглянул на кухню. Кухня…Стол, рюмка, под ухом хрюкать целую ночь. А утром голова гудит, в голове гремит, разливное, светлое, тёмное льётся…
– Триста восемьдесят пять… – из кухни послышался зять.
– Триста восемьдесят пять, – повторил дед.
– Сейчас, – бабушка ушла на кухню, – Валерьянка закончилась!
Мальчик переставал дышать. Всё темнело. Лишь мокрая тряпка тускло освещала просторную, но заполненную, как церковь без свеч и без света, иконами комнату.
– Вась, – дед прикоснулся левой ладонью ко лбу внука и сразу отдёрнул её.
Мальчик уснул, а дед, баба и папа сидели на кухне. Бабушка успокаивалась салатом, отец считал, а дед смотрел на своё заострённое счастье, сжимая левую руку в кулак.
