Говорят: «Грехи любезны доводят до бездны!». Эта поговорка порочна, в ней больше от красивой фразы. Грехи на самом деле не любезны, любезны соблазны. Именно последние доводят до греха и порой ведут в бездну. Мир не живет в грехе, как говорили раньше. Он не изменился за последние десять тысяч лет. Кто будет обращать внимание на чей-то грех, если мир полон таких невиданных прежде соблазнов?
Соблазны! О них пишут романы! Человек не только живет своими соблазнами, но и охотно наслаждается чужими. Литература, кинематограф, живопись различными способами изображают восхитительные истории чужих соблазнов. Греховными могут быть поступки, помышления, обычное состояние души, особенно любая страсть.
Моральный мир современного человека разнообразен, в нем есть все: грехи, грешки, мелкие проступки, добрые и злые помышления, высокие и низкие помыслы, моральные и аморальные поступки, справедливые и несправедливые действия и решения, законные и противозаконные деяния, дружественные и недружественные отношения…
Он подобен ящику Пандоры1, в котором были скрыты, согласно древней легенде, всевозможные зловредные подарки олимпийских богов: человеческие пороки, соблазны, болезни, несчастья.
Необходимо разобраться в этом полярном многомерном моральном мире современного человека.
Никто не знает, что такое грех. Нет его определения. Есть заповеди, однако нет устоявшейся, хорошо проработанной теории, поскольку грех трудно исследовать. Грех – это искусство. Каждый смертный волен грешить и осуждать себя как угодно, соответственно, и каяться по-своему. Существуют какие-то общие правила, так называемые моральные нормы, этика, но каждый считает себя грешным на тех основаниях, которые для других могут оказаться недостаточными для причисления себя к когорте таковых. Теория относительности в вульгарном варианте работает в отношении греха, моральных оценок так же, как работает в отношении движения, расстояния и времени. Кажется, что существуют абсолютные принципы морали. Однако, если отвлечься от человеческих представлений о добре и зле, сложившихся в определенную эпоху, на практике трудно осуждать конкретное действие с точки зрения абсолютных норм, которые должны иметь всегда императивный характер по отношению к любому поступку.
