Я вышел из корпуса рано утром. Бешеный, будто сорвавшийся, с цепи ветер крутил всё, что попадалось на его пути: песок, пластиковый стаканчик, пакеты из-под чипсов и мармеладок. На небе же он гнал серые тревожные тучи. На душе засела какая-то невероятная тоска. Вдруг из первого отряда вышел Кукушкин.
– Витька, ты что там делал?
– Так я там живу сейчас.
– А почему? Пришлось уйти из медпункта?
– А что мне там делать?
– Ты выздоровел? Марина тебя в первый отряд отправила.
– Что-то я не понимаю ничего, Роман!
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Обычно. А почему вы спрашиваете? Вы обратно в корпус?
– Я вышел из своего корпуса только что.
– Нет, вы шли из четвертого отряда, а ваш корпус вот – первый отряд, вы наш вожатый.
– Витька, ты бухнул на костре?
– Нет, вы меня реально пугаете, Роман. Вы вчера столкнулись на футболе с жирным Фуфаевым, наверно вас размотало. Отвести вас к Яне?
– Вчера костёр был, а футбол в прошлом году, когда ещё Яковлевич был директором.
– А кто, по вашему, сейчас директор?
– Марина. Павловна.
– Никакой Марины Павловны я не знаю.
– Кукушкин, не шути так, а то не будем тебя, вруна усыновлять!
– Меня?! Усыновлять?! У меня родители живы, да вы в братаны мне годитесь. У вас сотряс! Всё! Пойдёмте к Яне!
И Кукушкин взял меня под руку довольно сильно, будто я буду вырываться и повёл к комнате Яны. Когда мы зашли за рубку музрука я осел на траву: зал для выступлений был старый. Того нового красивого корпуса со свежей бело-синей краской не было!
– Кукушкин, ущипни меня. Он ущипнул.
– Нет!!!
– Что с вами, Роман? Я могу помочь. Моё сердце превратилось жесткий кусок пластмассы, внутри всё похолодело и затошнило. На крик высунулся опухший музрук. Я хрипло спросил:
– Где ваша дочь?
– Ромка, нажрался что ли?
– Я серьёзно сейчас спрашиваю!
– Нет у меня никакой дочери. Два сына у меня, парь.
– Пошли к Яковлевичу!
Кукушкин переглянулся с Пал Генадьчем и пошёл за мной. Меня начинала бить истерика. В животе сконцентрировался узел из боли. Я подошёл к такой родной двери постучал. Сердце билось, как ненормальное, внутри всё орало: – Марина! Выйди, пожалуйста! Пусть кончится эта пытка!