– Те, кто её знает, с ней не общаются, кто с ней не знаком, возможно, не будут этому рады. Так описала сестра-близнец свою же сестру.
Забитая в угол жизненными обстоятельствами, совсем отрекшаяся от «внешнего» мира, она вела аскетический образ жизни. «Но ниточек, которые она стремилась болезненно оборвать, было ещё много, и каждая из них только продлевает агонию», – так рассуждала она сама.
Никого ни в чём не виня, стала она Ведьмой, конечно же, преднамеренно или просто делая вид, забывать предательства и обиды, что принесли ей близкие люди. Очень близкие люди. Сама она называла своё состояние «медленное горение в аду» или «затянувшаяся маленькая смерть».
Почему Ведьма? Потому что она действительно много знала и ведала то, что не совсем дано любому из нас, а точнее – никому. Да, она умела летать и владела такими «приёмами», о которых любая из газетных гадалок или экстрасенсов из любого шоу просто обзавидовалась, но, к счастью для самой Сони, и да, имя у неё вполне мирское и обычное, друзей у неё не было – у неё была сестра-близнец, пожалуй, тот самый и единственный человек, в чьих действиях, мыслях и поступках она не сомневалась. А ещё она подкалывала её, говоря так: «Ты не единственная, кому я доверяю, ты просто осталась последняя…»
И так день за днём жила она в своей однокомнатной «пещерке», только в своё удовольствие, работая и страдая в одинаковой мере круглые сутки.
Вот и познакомились мы с Соней-Ведьмой, хоть кратко, но это уже что-то и уже намного больше, чем знает кто-либо, а сестра не в счёт, и это более чем очевидно.
Около двух недель в своё удовольствие Ведьма не мыла полы.
Пол, наверно, уже бы прилипал к ногам, но Соня этого не могла даже знать. Передвигалась она по квартире, чуть паря над всем этим бардаком, буквально в пяти сантиметрах над полом. Летела и не думала о проблемах этого утра. Сразу приземлившись на стул, поджав под себя ноги, занимала удобную позу, полностью игнорируя плоскость внизу.
Белые носки её подолгу оставались чистыми. Не снимая их даже перед сном, что удивительно, раньше никогда не ложилась в них, считала варварством и жутко неудобным фактом – ткань на ногах.
Вжавшись в кружку с горячим кофе, улыбалась в стену напротив. Светло-зелёный цвет краски в полтора метра над полом радовал глаз. Пастельный, мягкий и не раздражающий. Солнце, отражаясь от окон стоящего дома напротив, точно попадало на эту стену и рассеянным, желто-оранжевым блюром-пятном подсвечивало полумрак кухни.
