Федр очень четко делится на две основные части, первая из которых содержит три речи о любви вместе с интермедиями (до с.257 B.), а последняя – рассуждение в двух параграфах о природе устного, а затем письменного диалога.
Этому предшествует более длинная запись, c. 227 A. – 239 Е., чрезвычайно тонко мотивирующая не только начало беседы, но и то, что место действия беседы, столь отличное от всех других платоновских диалогов, переносится на открытый воздух, и, наконец, вносящая некоторые важные черты в характеристику обоих собеседников, а также и Лисия, следующего участника их беседы.
На характер последнего с самого начала бросает дурной свет то, что он проводил свою беседу во фригийском доме, печально известном своим чревоугодием, с не менее прославленным ритором Эпикратом.1 Но в «Сократе» прямо подчеркивается, что, вопреки своему обыкновению, он покидает город вместе с Федром; поэтому прекрасно устроено, что он изначально встречается с ним в городе, p. 227 A. Ведь Сократ живет только там, где он может сделать достаточно, чтобы удовлетворить свою жажду знаний, то есть не в местности и среди деревьев за стенами, а с людьми в городе, стр. 230 D., но если кто-то, как Федр здесь, хочет передать ему человеческий образовательный плод только за стенами, он может легко последовать за ним до Мегары, стр. 227 E., более того, через всю Аттику и даже дальше, стр.
230 D.; если бы он вдыхал живое дыхание человеческого духа даже в кварталах и под деревьями; ведь он болен пристрастием не только к беседам, но и к слушанию речей; он разделяет с Федром его восторг по поводу и без, p. 228B., cf. p. 236 E.
Как бы ни выражалось в этих чертах стремление Платона как можно теснее связать себя с исторически чистым образом Сократа, в том, что он ставит его в столь необычную ситуацию, можно усмотреть склонность наделить эту историческую основу странными и идеализированными чертами, но в то же время устранить отталкивание, заключенное в этом отличие и этой странности, с помощью искусных мотивов.
