За окном было темно. Екатерина Андреевна включила настольную лампу. Часы показывали половину шестого. Голова не была затуманена похмельем, хотя на столе стояла пустая бутылка из-под коньяка, как вчера, как позавчера, как месяц назад. Ей приснился отец. Он не снился ни разу за все десять лет, что его не стало. Не снился в самое тяжелое время, когда умер Денис – ее сын, ее кровиночка. Сыну было всего двадцать семь лет, восемь из которых они боролись с тяжелой болезнью. Проклятая опухоль оказалась сильнее материнской любви. Екатерина Андреевна потеряла всякий смысл в жизни. Приезжали сестры, пытались как-то ее поддержать. Она слушала и не слышала их. С утра доставала водку или коньяк – что попадалось под руку. Садилась в кухне, бессмысленно глядя в стену или в окно. Она потеряла счет выкуренным сигаретам и выпитым рюмкам. Обволакивающий туман как будто навечно поселился в ее мозгу.
А сегодня голова была светлая. Она ясно, до мельчайших подробностей, помнила сон, хотя он был путаный. Катя с отцом в комнате, в их родном доме на окраине рабочего городка. Все, как в детстве. Отец сидел за столом, под тусклой лампочкой, читал газету. За окном бушевала метель. Катя озябла в своей модной кофточке. Она тихо встала с дивана, подошла к печи и прижалась к ней спиной. Тепло разлилось по телу. На кухне мама гремела противнями, доставая пироги из русской печи. Сейчас звонким голосом позовет: «Андрей Егорыч, Катерина, пироги готовы!». Они пойдут в кухню, нальют большие кружки чаю с мятой. И, не дожидаясь, пока пироги дойдут под полотенцем, Катя схватит самый зажаристый, обжигая пальцы и губы, откусит большой кусок.
Вот отец положил очки и внимательно посмотрел на Катю из-под нахмуренных бровей. Уже став взрослой и самостоятельной, она побаивалась, когда отец смотрел вот так сердито: значит, она в чем-то провинилась. Сурового взгляда Андрея Егоровича Дубровина боялись и на заводе. На своих учеников опытный кузнец голоса не повышал. Но если кто-то лодырничал или, того хуже, опаздывал хоть на минуту, одного сурового взгляда было достаточно, чтобы вспомнил о дисциплине.
Андрей Егорович очень любил свою старшую дочь. За настойчивый Катин характер, как у него самого, за то, что добилась всего, к чему стремилась – кандидатскую защитила, в институте преподавала, теперь вот школу свою открыла. Да просто любил за то, что она его дочь. Катя не помнила, чтобы отец когда-то обнял ее или поцеловал. Не приняты были в их семье нежности. Но рядом с отцом всегда было спокойно, надежно, она знала, что он очень любит ее, хотя слова этого никогда не говорил. И она любила его. Улыбка на лице отца разгладила нахмуренные брови. В такие минуты Кате хотелось обнять отца и прижаться к колючей щеке. Но она сдерживалась: слишком взрослая, чтобы показывать телячьи нежности. Сдержалась и сейчас. Только с глубоким вздохом из груди вырвалось тихое: «Папка!».
