Люди ошибочно полагают, что клятва есть нерушимая заповедь, и человек, давший её, не имеет права на ошибку, тем самым загоняя свою душу в оковы. Так носитель неприкосновенных обещаний становится рабом, конечная остановка которого будет определена тяжестью содеянного. Я это прекрасно понимал, когда поступал в медицинский институт, не переубеждался и при получении диплома. Не отрекаюсь и сейчас, стоя под голубым июльским небом, овеянный сладковатым воздухом загазованного нутра города.
Моему взору открывалось необычайной сложности здание, которое горячный язык дотошного рассудка обозвал бы филиалом ада на земле. Оно воспринималось цитаделью, вобравшей в себя всё самое ужасное и нелепое. Монументальные монолиты могли ранить своей напыщенностью, присущей чуду света из далёкой эры.
Серые глыбы, выстроенные в стиле советского конструктивизма, вызывали во мне интерес и в то же время легко обжигали страхом в груди. Должно быть, не у меня одного рождались подобные чувства при виде обезличенных камней, за которыми крылась то ли великая тайна, то ли обеднённая руганью простота. Десятиэтажное хранилище душ, припудренное солнечной пылью, высилось под ясным небосводом, уродуя городской пейзаж холодом фантазии, зачатой в безграничном уме давно почившего архитектора. Человек, в чьей голове строились огранённые стены величиной в бесконечность, бесспорно, понимал, кого будут принимать просторные казематы мрака, упоённые стервозными воплями.
Удивительно, но это была городская поликлиника, обитель слёз и бюрократического изврата. Неожиданно, ведь важная фигура такого бастиона, я считал, должна охранять рабов народа, создателей людоедских правил и сумятицы. А здание отдано больному обществу, совершенно отличному от обласканных благородством чиновников, чья нога никогда не ступит на шаткий камень изломанной лестницы, ведущей к смертному одру. Дерзновенная конструкция в это продажное время выглядела истрёпанным обелиском в память о величии былой эпохи. Медицина грязла в халатности и махинациях избранников, что с нахальной лыбой травили байки об идеальной жизни. Я это видел, понимал, как и многие, но у меня был выбор, в отличие от несчастного большинства.
Я прибыл ровно в полдень. Приятная погода в Обнинске легла бальзамом на душу после, казалось, бесконечно дождливого Якутска. Однако морально я готовился к худшему – был наслышан и начитан о проблемах этого подмосковного наукограда, к слову, первого в мире. Одна из язв, беспокоивших жителей, встретила меня уже на вокзале – множество мигрантов из соседних республик. Их звонкий говор лился отовсюду, зазывалы верещали. Под ногами мельтешили дети, за ними не успевали мамаши, чьи коконы волос прятались в платках со стразами. Впрочем, я старался не обращать внимания, так как был, по сути, и сам мигрантом, прибывшим из другого города, в котором прожил все свои сорок лет. Теперь мне предстояло устроиться здесь, заводить знакомства и принимать правила, по которым живут люди в Обнинске. Невыносимый труд, я даже работу за полтора десятилетия ни разу не менял, а тут такое.
