За обедом, как обычно, обитательницы монастыря обговаривали последние новости, планы на день и предстоящие святые праздники: подготовку к великой Пасхе, ночные бдения и службу в ночь на Воскресение.
Агнеса по своей привычке витала мыслями где-то очень далеко от общей суеты, когда её взгляд упал на одну из монахинь. Это была старожил монастыря, монахиня лет пятидесяти. Её взгляд был опущен в пол, а сама она находилась в полузастывшем состоянии. Агнеса подсела к ней и спросила:
– Сестра Амалия, что с вами? Вы больны? Вы так бледны, что скоро сольетесь цветом со стеной нашей трапезной. А веки ваши покраснели, вы плохо спали? Что с вами?
Монашка ничего не ответила, молча встала и вышла из комнаты.
Через полчаса она сама подошла к Агнесе и, опустив взгляд, произнесла:
– Сестра, я не знаю, что мне делать и надо ли что-то предпринять. Я оказалась в затруднительном положении и не могу решить, как мне поступить, и посоветоваться мне не с кем.
– Я вас внимательно слушаю, мне вы можете довериться, я умею хранить чужие тайны, – заверила ее Агнеса.
– Понимаете, две недели назад мне позвонил мой брат и сказал, что составил завещание, в котором завещает мне свою квартиру в Афинах и рукописи, которые он не успеет издать. Я их должна буду передать его коллеге, чтобы тот внес в них поправки и отдал в издательство. Мой брат – ученый-антрополог, он пишет научные труды по … как их там… не помню, вобщем, по древним людям. Он назвал мне имя и адрес своего нотариуса, который заверил завещание. Я спросила, почему так срочно, он что болен и думает, что скоро умрет? Но брат был в хорошем расположении духа и пошутил, что «не дождусь», он здоров и с ним все в порядке. А завещание – просто у него сейчас есть время этим заняться, вот он и решил не откладывать дело на потом. И вот вчера… – тут женщина запнулась и вытерла набежавшую слезу.
– Позвонил мне его нотариус и сообщил, что брат впал в кому и лежит в главной городской больнице, а я, как единственная родственница и наследница, должна приехать и переговорить с врачами, услышать их прогнозы по поводу состояния моего бедного брата. Если они будут не утешительные, то мне лучше остаться в Афинах и готовиться к самому худшему, но неизбежному сценарию. Нужно соблюсти кучу формальностей, выполнить разного рода договоренности и прочее. Я в отчаянии, не знаю, что мне делать! Бедный мой Аристо! Он ведь еще совсем не стар, за что нам такое горе! – она закрыла лицо руками и, уже не сдерживаясь, начала горько плакать.
