Рассказ первый: Дрожь фруктового сада.
(из цикла рассказов «Гниющий Бульвар»)
Едва различимый человеческим ухом шепот, перебивал всю гармонию и сдержанный тон ночного дежурства в укрытии, терялось самое важное, а именно сама суть незаметного пребывания в зарослях дикого клена. Электронный бинокль Виктора Хайдриха имел погрешность из-за сломанного дальномера и старых линз, но небольшой группе из пяти человек, одетых в основном в лохмотья, хватало и этого. Все пятеро были «Гниющими». Они расположились на возвышенности, чтобы не выдать себя посторонним запахом, на расстоянии примерно в один километр от группы давно брошенных и полуразрушенных домов. И несмотря на то, что стемнело уже несколько часов назад, команда все еще держалась на расстоянии.
– Ну, чего мы ждем? – нетерпеливо произнес Халил, искренне надеясь услышать одобрение. – Стемнело уже. Пошли уже!
– Рано! – ответил «Носатый», произнося свои слова в нос, даже шёпотом. – Еще пару часов надо выждать. Пусть заснет.
– Ты прикалываешься? – возмущенно возразил Роланд.
В ответ на это «Носатый» повернулся, и обменявшись с ним косыми пренебрежительными взглядами, добавил не только тона в голосе, но и грубости, обернув свою претензию в едкий сарказм.
– Ты чё шипишь там? А, «Свинопас»? – ответил он громче и от того еще более гундосо. – Обычно ты не разговорчивее рыбы, а сегодня болтаешь как попугай. Напился что ли?
– Еще пару часов, говоришь? – озлобленно произнёс «Свинопас». – Я уж зад себе отморозил, пальцев ног не чувствую, а ты предлагаешь ждать «еще пару часов»?
– Молчать! – сурово обрубил их спор Виктор Хайдрих. – Будите так орать, обоим зубы выбью!
– Тебе легко говорить, – продолжил возмущаться «Свинопас», но уже значительно тише. – Ты только час на морозе. А меня заставил пол дня в этих кустах просидеть. И ради чего? Ради бабы?
– Эх ты! «Ради бабы?» – небрежно передразнил его «Носатый» – Зато какой! Вон, ради неё даже трусливый Войцех с нами пошел. Эй, Виктор! Дай-ка мне бинокль, взглянуть еще раз на эту «мадмуазель».
Он протянул руку. Виктор нехотя, передал ему электронный бинокль, а сам погрузился в раздумья, почесывая покрывшуюся грязью и запекшейся кровью бороду. Его глаза щурились от назойливых мыслей и сомнительных идей, а на лбу временами проступали морщины. Одет он был в кожаную куртку, украшенную большим количеством застежек и ремней, в два теплых свитера, в старые, но теплые штаны и ботинки коричневого цвета.